- Что видели?
- Что? Не пойму, о чем спрашиваете.
- Форпосты, воины, еще замки.
- Мы не ходили далеко, мы из приречного города едем, там брат мой, там дочку сватали, сговорились на весну. Она в город жить уйдет, она ткать умеет, будет подмога и брату, и у мужа не нахлебница.
- Кто такие?
Это уже двум другим. А я увидела, как цатт, разбираясь с сумками, растянул шнурок на той, что с картами и сапогами. Сунул руку, да вытащив первые липкие тряпки, схмурился.
- Там грязное, что сменили за дорогу, - выговорил Аверс спокойным голосом.
Ратник понял, и бросил все на землю, взявшись за другое.
- А спроси-ка у них, были ли патрули по пути из города?
Молодой цатт, разговаривая с кем-то в стороне, бросил бородачу указание, которое мы понять не должны были.
- Отряды на дорогах видели?
- Когда в сам город добирались, в конце лета, везде были. Сейчас никого нет.
Двое других незнакомцев тоже мотали головами.
- Их самих обыщите, пусть верх снимут и обувь. Деньги все забирайте. Еду оставь.
Это было тому, кто как раз перебирал наши запасы.
Аверс не понимал языка. И когда с меня потянули куртку с возгласом "снять", отпихнул ратника. Я же быстро вцепилась в полы, и запахнулась сильнее.
- Все снять! - И пихнул оружейника в ответ так, что тот покачнулся. - Быстро!
- Не трогайте ее, - рыкнул оружейник глухо и грозно, но я, прижавшись, шепнула быстро:
- Деньги ищут, и все.
Нас друг от друга оторвали, стянули куртки с обоих, зашарили по карманам, за поясами. Приказали разуваться.
Молодой цатт был, судя по всему тем самым Леиром. Он наблюдал за нами со стороны, не проявляясь, но отдавая короткие указания таким тоном, словно просто беседует с тем ратником, что рядом. Но после обыска, когда мы одевались и обувались обратно, приблизился к бородачу и обронил между прочим:
- Что у них с руками? У ткачихи палец черный, у отца ее ожоги.
Я успела обнять оружейника за шею, в порыве дочернего испуга за себя и за него, и опять торопливо бросила:
- Про руки спросят... ожоги, чернила.
- Все хорошо, все хорошо, - Аверс гладил меня по плечам, и по шевелению колючей щетины у виска, поняла, что он кивнул.
- Что ты делаешь? Чем жив?
- Крестьянин я, землю пашу, корову держу и лошадь. Сыну в кузне помогаю, у меня старший из подмастерьев вернулся, на несколько селений один кузнец.
- А дочь твоя?
- Она у меня все умеет, - голос прямо бархатный стал, я его из самой груди слышала, - умница. Ткет, прядет. Хозяйка добрая. Даже грамоте знает. Брат мой ее учил и читать, и писать немного. В городе будет жить.
- Чего пытаете-то? - спросил один из нашей четверки, по виду такой же крестьянин-путник. - Убьете, вражины, или с миром отпустите? Я против вас не пойду, я и рад буду, если вы нашего барона с земли сковырнете. На наших землях его власть хуже войны, живьем сжигает, головы рубит за малую повинность! Хуже ворога! Я один, я и бежал. А хотите и за вас пойду, если хлеба дадите!
- Лошадей забрать, арбалет тоже, только вещи оставить. И отпустить.
Молодой цатт махнул рукой, и бородач замахал руками нам, в сторону ворот:
- Вон, вон проваливайте!
- А лошади наши? - Испуганно выдохнул оружейник, но подчинился тычкам ратника и, схватив с земли сумки, зашагал вперед.
Еще какое-то время мы шли вместе, дорога была одна. Потом поотстали. Все, что везли на лошадях, оказалось ношей неудобной и тяжелой для рук. Я несла меньше, но скоро плечи начало выворачивать, все чаще приходилось останавливаться для передышки, и, наконец, Аверс свернул в сторону леса, к холму от наветренной стороны.
- Здесь пока передохнем, может и на целую ночь останемся, если место подходящее будет. Спешить теперь некуда.
- По тракту ведь еще отряды пойдут, верно? Этот не один. И такой чистенький, словно на всем пути от Побережья никакого сопротивления не встретил. Сколько раненых оттуда везли, сколько отрядов наших ратников туда отправлялось!
- Может сдали землю... не знаю, это королевские умные головы решают. Оттянули силы дальше, где больше укреплений и непроходимее местность. Если в зиму, то, быть, может и холода помогут нам, а не теплолюбивым цаттам с того Берега.
- Долгая у нас будет дорога. - Мои мысли перескочили на наш путь. - Пешие, с малым запасом еды. Может в селениях нас будут пускать на отдых подольше? Я уже мечтаю о том, чтобы хоть где-то помыться. Хоть где-то поспать целую ночь без урывок. Ох, только не ругай меня за жалобы, мне немного становится легче, если я хоть чуть-чуть выговорюсь.
- Ты испугалась там, в Неуке?
- Нет. И не знаю от чего.
- Молодец, Рыс. Ты понимаешь, о чем они говорят?
- Да, хорошо понимаю.
У склона оружейник нашел выемку небольшого оползня. Несколько упавших деревьев, корни и кустарники шиповника с края образовали уютное и защищенное от ветра местечко. Земля была сырой, и нам еще пришлось натаскать от ельника невдалеке ветвей, набрать шишек для розжига. К сумеркам между двумя еловыми лежаками уже пылал костерок, кипела вода в котелке и пока овсяная крупа разваривалась, мы доедали сыр. Он уже был засохшим, поэтому часть от большого куска улетела в будущую кашу. Аверс нашел пару крепких ветвей и еще перед ужином, зачистил их от мелких веток и листьев, сделав пару походных посохов. В подмогу вместо лошадей. Посчитал запасы, и решил, что нам хватит их на неделю пути, а после нужно будет выменивать у селян на вещи, что дадут. Воду можно было пополнять до перевала дважды - источники знали, а вот где искать пропитание за горами, могли сказать только карты.