Тогда Соммнианс многозначительно хмыкнул, и ничего больше не сказал. Вот так постепенно раскрылось, что я знаю и помню языки - читаю на них, и говорю на тех, что еще в ходу в южных поселениях и восточных, знаю язык империи другого Берега, с кем мы сейчас и воюем, и знаю языки некоторых древних государств, чьи следы остались только в трудах научных, исторических и философских. Сомм, когда мы прибыли в Неук устроил мне настоящий экзамен в библиотеке, а потом познакомил с комендантом и устроил на службу.
- Привал? Не устала?
Голос оружейника вывел из воспоминаний. Солнце уже давно было высоко, мы ехали хоть и не спешно, но без остановки. Спина и ноги ныли от усталости, привыкшие больше к жесткому стулу, чем к седлу. Но я не просила о передышке, боясь показаться своему спутнику слишком слабой.
- Если сочтешь нужным.
- Тогда сделаем привал, как найдем подходящее место.
Лошади наши были плохи - под Аверсом была старая кобыла, которую я узнала по примечательной рыжей масти - она возила из ближайшего карьера возы с глиной для неукского гончара. А подо мной кобылка на которой еще вчера катался ключник замкового подворья, - лошадка не старая, только тощая и низкорослая. У крестьян в личном владении любая скотина редкость, а уж верховые лошади и подавно. Все в нашем облачении было скудным - и седла, и сбруя старые, походные сумки видавшие виды, котелки и фляги затертые.
Когда было выбрано место привала, и Аверс развязал котомки с едой, я вдруг решилась спросить его:
- А ты слышал что-нибудь про Змеиного Алхимика и его чуму?
- Слышал, - коротко ответил тот и протянул хлеб.
- Сомм рассказал мне вчера, что был ужален и заражен ею. Потому задержался в пути. Что это за страшная болезнь, смертельно опасная по его словам, но выглядел он хорошо.
Оружейник ненадолго задумался:
- Говорят она пришла к нам с того Берега. Сам Алхимик переправился в наши земли и долго его чума бродила по Побережью. Это не просто хворь, какие могут возникнуть в селениях или городах. Он сам выбирает людей, сам заколдовывает их. Лихорадка подкашивает человека сразу, на четыре дня человек уходит в глубокое забытье. Или отправляется куда-то дальше за пределы этого мира. Одно говорят - если человек оказывается достойным жизни, сильным духом и благородной души, он просыпается после - и на шее его остается печать Алхимика, черная змейка, свернувшаяся кольцом. А если ужаленный недостоин, слаб душой и много нагрешил в своей жизни, то умирает.
- Ты веришь в это?
- Я видел таких людей, и видел тех, кто умирал в муках. Если лекарь выжил, это о многом говорит. Таких зараженных на Побережье было не очень много, не как при настоящей чуме, но из них проснулись обратно совсем мало.
- А почему этого Алхимика не поймают? Как же служители храма смотрят на это?
- Его лица никогда не видно, это неизвестный человек. Встречался он только на малолюдных дорогах, только в темное время, известно лишь, что это всадница или всадник на темной лошади, в темных одеждах, укрытый длинным плащом с капюшоном. Но от том, что он призрак или морок речи никогда не было - всякий, кто еще успевал об этой встрече рассказать, клялись, что это живой человек. Служители считают его посланцем неба.
Такому я удивилась, а Аверс неспешно продолжал:
- Они говорят, что он прислан вестником этой воны. На Побережье Алхимик появился всего за несколько недель до начала вторжения с того Берега. Говорят, что он отбирает смелых и праведных, и отсеивает своей чумой недостойных. - По лицу оружейника промелькнула тень. - Чума касалась разных сословий. Сгорали в ней и вельможи, и горожане, и крестьяне. С меткой выживших я видел, как рыцарей, так и нищих. Однажды на улочке... мне чуть ли не под ноги кинулся старик в лохмотьях. Тело его было больным, глаза полуслепыми, он был пьян и грязен. Старик просил милостыни на хлеб, но было заметно, что жажда вина его мучала сильнее голода. И у него была на шее змейка. А вот днем позже по всему городу шла похоронная процессия - от чумы не выжил барон Динно. Много сделавший для города, строивший приюты и больницы, собравший ценную библиотеку, имевший большую семью. Город знал, любил и уважал одного из своих покровителей.
Я слушала затаив дыхание и забыв про еду. Даже ноющая боль в спине и ногах не мешала мне внимательно ловить каждое слово.
- Не просто все с этим Алхимиком, - заключил Аверс и замолк. Коротко взглянул мне в лицо и отвернулся, начав разламывать сыр и открывать флягу с водой.
- Сомм прекрасный человек, можно было и не сомневаться, что с ним все будет хорошо, - добавила я, - но раз все так, как ты говоришь, хорошо, что я узнала о его чуме только сейчас, когда он уже вернулся живым и здоровым. А почему я раньше не слышала о ней? В Неуке вообще не ходило об этом никаких слухов.
- Здесь ее и не было. Мы же у горной цепи, намного севернее и западней Побережья - не приходил сюда ни Алхимик, ни сама чума.
- А ты с Побережья родом?
- Да. Как и ты, верно?
Я пожала плечами:
- Возможно. Не помню. Сомм говорит, что кожа у меня смуглее, и не бледнеет в зиму. Выходит, что родилась я на юге. И скорее всего в землях Атты, потому что только там есть библиотеки языков и школа при храме. Где еще можно столько узнать?
Оружейник ничего на это не ответил. Только после привала, как опять садились на лошадей, обронил:
- На ночь пораньше устроимся. На первый день хватит с тебя, подольше отдохнем.
Я была почти счастлива. Не представляла себе - как бы я завтра смогла сесть в седло, если уже сейчас едва держала спину.
Глава третья