- Спокойнее?
- Да. Это не моя прихоть, это серьезно. И если ты заметила...
Но не договорила. Пугать ее было нельзя. Пока она будет меня слушаться, и все время держаться рядом, не стоило лишний раз расшатывать страхами ее нервы. Этот аргумент, как последнее средство, можно будет открыть, если девушка не послушает.
- Что заметила?
- ...заметила, то я старалась ради нашего дела.
Девушка была недовольна. И, возможно, она была права, что так обругала мой разговор за минувшим ужином.
Ночью, повернувшись лицом к двери, я лежала на кровати и долго не могла уснуть. Витта тоже, я даже слышала ее редкий тихий всхлип, но лезть со словами утешения не стала. Чужой замок, чужие люди, все равно, что плен. Едва я закрывала глаза, как передо мной представало преобразившееся лицо Эльконна... я знаю такие лица. На Побережье полководец не прошел мимо связанной гордой Сорс, которая позорно поносила их всех, и смела смотреть ему в глаза. Добыча. Редкая дичь. Мало было убивать врагов, еще надо насиловать их женщин.
За трапезу нас приглашали только к ужину. Ни на завтрак, ни на обед, ни вообще в течение дня никто нас с Виттой не трогал, только служанка частенько приходила справиться, не нужно ли нам чего-нибудь. Отчего у меня возникало впечатление, что за нами двумя все равно следят, - что мы делаем и о чем говорим. Но мы ничего не делали, я сидела недвижимо в кресле, думая только о том, как пойдут события дальше, что случится если... если... если... множество если, кроме одного - если их все же убьют. Это я гнала от себя прочь, чтобы не растравливать рану и не терять столь необходимые силы на переживания, которые еще не имеют обоснования. Хотя, болело, тревожилось и ныло внутри, не переставая. Витта читала молитвенник, что принес для нее Илиан, полулежа на мягкой прикроватной скамье. И я очень редко слышала, чтобы листы переворачивались. Это плохо, нужно было отвлекаться, а у нее, скорее всего, строчки бездумно скользили одна за другой перед глазами, и Витта даже не замечала, что снова начала с той же строки. Никакого разговора между нами тоже не было. Мы обе молчали и оставались при своем.
За столом же с хозяином замка и его помощником шла непримиримая борьба вниманий. Я старалась убалтывать Эльконна, чтобы он поменьше смотрел на девушку, а помощник, в свою очередь, пересекал вопросами меня. На третий вечер такого гостеприимства, вассал предложил Витте место рядом с ним, сбоку, по правую руку от него. И так он смог ненароком сказать ей что-то в полголоса, чего я не услышала, также ненароком, якобы, дотронутся до ее ладони. А когда сама Витта нетерпеливо отворачивала от него голову, Эльконн, не стесняясь рассматривал ее... Илиан, как на зло, или как по приказу, говорил только со мной, и тоже свел все разговоры как бы на нас двоих, другие присутствующие за столом в них не участвовали. Я его возненавидела.
Наконец, на последний вечер, перед назначенным на ловушку днем, я напрямую спросила и хозяина и помощника:
- Что вы решили, господа?
- Пожалуй, я сделаю так, как задумано Коорком. Только вместо меня пойдет мой переодетый лакей. Он схож ростом и цветом волос со мной. Это для того, чтобы они видели меня на дороге.
- И?
- А засада уже там, у старого храма. И спрятана так хорошо, что никто не сможет обнаружить ее до самого последнего мига.
- Если слуги, которые помогли мне бежать, еще в их плену и живы, то, надеюсь, вы позаботитесь, чтобы привести их сюда?
- Конечно. Об этом позаботится Илиан.
- А вы?
Как выяснилось, сам Эльконн замка покидать не был намерен. Я усмехнулась тайком, а вот Витта усмехнулась открыто.
Следующим утром я с трудом дожидалась полудня. Витта окончательно замкнулась в себе и стояла возле окна, - из него была видна площадь в центре замка и часть ворот. То, что происходило далеко отсюда, было самым важным. Полдень миновал, прошло еще все время до вечера, прежде чем стал слышен поворот огромного металлического колеса решетки. Сбежав по коридору и по лестнице, я у самого выхода задержала Витту за руку, и попросила:
- Хладнокровнее! Что бы там ни было, не выдавай никаких своих чувств. Сделай несколько вдохов. - Она сделала. - Я пойду первая.
На площадь, гарцуя, въехал Илиан. Позади него, тоже верхом, но со связанными руками и щиколотками, привязанными к стременам, ехал главарь. Он был бледен, и сильно избит. Его голова постоянно опускалась, и всадник едва ли не падал от потери сознания, но находились последние усилия, и он снова выпрямлялся. Добрые два десятка ратников въехало в ворота, но все они были слуги Эльконна, и никого больше. Ни еще пленных, и никаких освобожденных. Значит, Коорк обманул, и не собирался он никого отпускать в тот же миг, как убил бы вассала, поэтому и не взял своих пленников с собой. Или... или успел их убить, поняв, что попался в ловушку сам.
Витта растерянно оглядывала всех. И вопрошающе, просто умоляюще, посмотрела на меня. Но близко к этому отряду я не подходила и не пускала ее. Главаря стащили с лошади, и из других палат вышел Эльконн. Он шел медленно. Как ни придавал он своему лицу вид торжества и триумфа, а все равно проскальзывал страх. И движения его были такими, словно он боялся подойти еще хоть на волос ближе или сделать неверный жест, и в один миг его враг на него кинется. Да, Коорк связан, да, он не может от боли подняться с колен, но все равно в нем оставалась видимая сила. И Эльконн боялся ее.
- Подойдите, госпожа Сорс!
Я вздрогнула. Но ослушаться такой полупросьбы-полуприказа, не осмелилась.
- Этот человек напал на вас и ваш кортеж?
Встав рядом с Эльконном, и коробясь от отвращения к нему, я посмотрела на затылок главаря. Он, еще пошатываясь, пытался подняться, и потому для равновесия склонил голову. Вассал, ударом сапога в грудь, одним махом опрокинул его навзничь. Коорк глухо застонал и перевернулся на бок. Глянул исподлобья на своего мучителя. И вдруг засмеялся.
- Сколько раз ты избегал открытого боя Эльконн? Ты всегда окружал себя сотнями охранников, высокими стенами... и даже сегодня... сегодня, Эльконн, мне не удалось выманить тебя на честную дуэль... трус.. ты напал на меня исподтишка...
Эльконн молчал, но стоял тусклый.
- А-а-а... - разочарованно протянул главарь, узнав меня, - госпожа наглец...
Сейчас он скажет о нашей заключенной договоренности. Скажет и ткнет меня лицом в мою собственную грязь несдержанного обещания. Но предыдущая длинная речь отняла у Коорка много воздуха. Он опять поднялся на колени, чтобы хотя бы не валяться в ногах у презренного противника. Но смотреть стал на меня.
Кто знал... кто рассказывал мне о том, что это был за человек? Возможно, доблестный ратник цаттов, которого подло и низко подставил друг Эльконн, чтобы получить титул повыше, земли и славу? Возможно, они враги с лекарем только потому, что Соммнианс со своим повстанческим отрядом сильно и славно повоевал с ним и его людьми, как враг против врага. Кто знал... но в этот миг поверженный и насмешливый главарь не терял своего лица. И мне его упрек был по совести. Оставалось узнать только одно, - зашло ли его благородство до той высокой ступени, когда он мне скажет, что не убил и не ранил ни Аверса, ни лекаря.
- Я понимаю... - тихо и слабо произнес он, не дожидаясь никаких вопросов, а я боялась, что он продолжит страшные разоблачения меня и Витты. - Я...
- Это тот человек, госпожа, Сорс? - В нетерпении перебил Эльконн.
- Он.
- Илиан, сколько вместе с ним человек было в засаде?
Помощник спешился, и подошел, глядя Эльконну прямо в глаза:
- Коорк был один.
- Один!? - Изумился тот.
"Один?!" - закричала я про себя.
- Привяжите его на площади к столбу у крайней башни. Завтра утром ты будешь повешен, Коорк.
Эльконн развернулся и ушел, а главаря ратники оттащили за руки, и выполнили приказание вассала.
Мы вернулись в свою комнату и наблюдали из окна, как в этом замке готовили эшафот для казни. Не по приказу короля, не по приговору суда, не по закону военного времени, - здесь, в стенах укрепленной крепости, должно было состояться убийство человеком человека. Каждый из которых был родом с одного Берега. Витта слышала короткую речь Коорка, но не поняла ее, и, как и я, мучилась неведением. Что-то мне говорило, что главарь не станет доносить на меня Эльконну. Возможно, он думал, что вассал и так знает всю правду о нашем договоре, даже не подозревает, что я чего-то недоговорила ему. А возможно, не хочет себе марать язык. Он благороднее и чище...