- Теперь не будет, надеюсь.
Это было так давно, целую вечность назад, когда и я переживала за то, что Витта скорее умрет, чем позволит мне быть рядом с ее отцом. Казалось, большей преграды найти невозможно. А еще более давно я страдала из-за неимоверной глупости, - своих ожогов. Всерьез думала, что от этого Аверс может отвернуться от меня. Вчера еще их закрывали шелковые ленты, но сегодня на мне не было и лоскутка ткани, и оружейник не брезговал целовать в нечувствительную огрубевшую шею. Даже когда я пыталась погасить все свечи, только бы он не видел этих рубцов, оружейник остановил меня.
Мы лежали в постели и могли говорить свободно.
- Что ты задумал, Аверс? Если я права, и Илиан уехал встречать из Лигго первосвященника, то уже завтра, возможно, состоится свадьба. Он не станет ждать долго.
- Я не могу тебе рассказать.
- Неужели ты можешь остановить всех этих людей? Самого Лаата?
- Я не могу. - Тихо выговорил он. - Но я нашел человека, который может.
- Кого?
- Обещай мне, что ничего не испугаешься.
Эти слова заставили меня заледенеть. И спустя мгновения, сам Аверс вдруг обеспокоено шевельнул руками, словно пытался слегка растормошить мою закостенелость.
- Рыс. Я уже и забыл о твоей милой особенности, в самый волнительный момент утаивать дыхание. Когда к тебе это вернулось?
- Только что... Чего я не должна испугаться?!
- Всего. Я знаю, что храбрости в тебе хватит.
- И если бы ты только знал, какой сон мне сегодня успел присниться... зловещий, ужасный, очень плохой сон.
- Перестань поддаваться плохим предчувствиям.
- Я не могу.
- Иди ко мне.
- Что ты задумал, Аверс? Чего мне ждать?
- Свободы. Открытых ворот и открытого пути. Иди ко мне.
Как первые мои слезы он утешил любовью, так и вторым не дал шанса даже показаться из глаз. Он утопил меня в простынях и снова заставил забыть обо всем...
Глава девятнадцатая
Утром я проснулась одна. Не стала явью моя мечта о том, что это комната в постоялом дворе, и мое пробуждение не будет столь одиноким. Плен продолжался, и вновь после завтрака я стояла у окна, осматривая площадь и тех, кто иногда появлялся на ней. Ратники, слуги, никого из гостей, - только редкие снующие по своим неотложным распоряжениям люди. Наконец, я дождалась страшного мига, - ворота открылись, и в крепость вернулся Илиан, сопровождающий только одну дорожную карету.
Спустя время, за мной пришли. Не помощник, и даже не горничная девушка, - за мной пришла стража. Четверо вооруженных ратников стали сопровождать меня по палатам замка, и в этом сразу чувствовалась воля первосвященника, ибо только он один здесь знал о моем Миракулум.
Лаат, грузный и с нездоровым лицом, сидел в мягком массивном кресле, а Эльконн и Илиан почтительно стояли рядом. Как только я появилась, и встала посередине комнаты перед святейшими очами, как он приказал всем ратникам выйти. Теперь его персона, как впрочем везде и всегда, могла отдавать приказания не смотря на то, присутствует здесь сам хозяин или нет. Если, конечно, этот хозяин не сам король.
Первосвященник долго и тяжело смотрел на меня, и его начинала мучить одышка от гнева, который он не слишком хотел показывать пред посторонними. Если когда-то порой в его глазах еще мелькала надежда и готовность к снисхождению для меня, то теперь нет.
- Я до сих пор не могу поверить, господин Эльконн, что вы держали ее в крепости настолько свободно. - Наконец произнес он. - И как она от вас до сих пор не сбежала.
- Она пыталась. - Неохотно отвечал вассал. - Но была вовремя поймана.
- Так рисковать нельзя... я хочу, чтобы она до завтрашнего утра, до самого венчания, оставалась под замком, под самой сильной охраной!
- Госпожа Сорс благонравна, ваше святейшество...
- Благонравна?! - Лаат вздрогнул, и угрожающе посмотрел на Эльконна. - Вы назвались ее женихом, и теперь вам отвечать за каждый ее поступок. Учтите! Если она сбежит в самую последнюю ночь, или в самый последний миг, и вновь будет поносить мое имя по двум континентам, то я в первую очередь прикажу сгноить вас! Вы, Эльконн, в тот же миг лишитесь всего, чем наградил вас король, и даже свободы я вас лишу!
Вассал побледнел.
- После свадьбы вы будете вольны делать все, что угодно, потому что эта ведьма будет уже госпожой Эльконн, а не моей приемной дочерью! Но до этого... - он несколько раз вздохнул. - Я предупредил вас!
- Помилуйте...
- Вы ведь многого не знаете, дорогой зять!
Меня лихорадило от ожидания этих слов, и в то же время, я с предвкушением ждала их, потому что мне хотелось увидеть лицо вассала. Трусливого Эльконна, который может и не пережить подобного известия.
Лаат сам поднялся с места. Добрался до меня, и стал сдирать с шеи платок. Я стояла безропотно, как неживая, хотя было больно от его жестких рывков и ногтей, задевавших кожу. Первосвященник, взяв меня за волосы, чуть одернул голову назад, и повернув ее в бок. Куда как явственно оголился безобразный шрам с четкой, очень проступающей черной змеей поверх ожога. Увидеть лица Эльконна в этот миг мне не удалось, но я увидела лицо Илиана.
Оно изменилось. Но не так, как положено было измениться лицу цатта. Столько чувств в нем металось, и столько терзания, что я нашла возможность тепло улыбнуться ему, - в благодарность за все, что он для меня сделал, и в благодарность за этот взгляд. Я поняла, что я не могу ни ненавидеть Илиана, ни презирать его, ни быть равнодушной, - он был единственным человеком в этой комнате, который не был мне врагом. И он бы никогда не ударил меня, как недавно грозился.
- Теперь вы видите, господин Эльконн! Видите?!
Вассал не отвечал.
А что он мог ответить? Первосвященник не смущался выражений, в которых описывал то, что знал обо мне. Десять лет назад я бежала из дома, и с той поры встала на путь распутства и порока, бесчестия и преступной вульгарности, и была возвращена в отчий дом не просто блудной дочерью, а страшным проклятием самому отцу, - с клеймом Змеиного Алхимика! Я выжила, а значит, за свою жизнь продалась в услужение колдуну, в моей душе демоны. Это стало тайной для родного Берега. Ходили слухи о моем возвращении, но также все укрывалось слухами о том, что я замаливаю свои грехи у богов... Лаат ссылал меня в далекие храмы, и сотни служителей своими молитвами, омовениями и моим аскетизмом старались вернуть мне утраченную душу. Но знак не исчезал, и первосвященник стал выжигать его, но змея вновь выползала. Лаат рассказал и о том, что осмелился вернуть меня к миру, пока он ищет долгожданного избавления, тем более что свет, так и не увидел госпожу Сорс после возвращения ни разу.
- И снова побег!
Первосвященник потребовал вернуть печать. Я ни словом не отвечала ему, и он, в конце концов, отпустил мои волосы, решив вернуться в свое кресло. Речь утомила его. Сам переезд, само путешествие сюда подорвало его самочувствие сильно. Он хотел только пережить еще один день, - завтрашний, чтобы покой вернулся к нему.
Я взглянула в дрожащее лицо Эльконна и засмеялась. Меня вдруг обуял такой хохот, что я испугалась сама себя - так не могла остановиться. Свой знак на шее я почувствовала, как горячее кольцо, которое вдруг разомкнулось и задвигалось, приятным теплом скользя по шее к открытому вырезу платья. Мгновенно побелевшие лица и ужас в глазах подсказали мне, что ощущения не ложны - змейка действительно ожила, и сейчас сворачивается знаком бесконечности у меня на грудине, под шеей, потом окольцовывается и вновь ползет к рубцу, с которого ее сводили.
Я перестала смеяться, я видела, как Эльконн без чувств оседает на пол, а первосвященник не шевелится и не дышит, словно мертвая соляная статуя. Единственный Илиан не был напуган, был лишь изумлен.
- Вам не сломить меня, не подчинить...
Я поняла, что говорю на языке древних! Я произношу звуки, раздающиеся страшно для ушей, не понимающих этого.