Неделя оказалась столь легкой, что даже когда вдруг в наши разговоры вплетались воспоминания о прошлом, ни капли грусти не приходило в сердце, - о Витте и о Соммниансе Аверс говорил спокойно. Пережитые испытания поблекли и для меня, отодвинувшись, конечно, не на семнадцать лет, как у оружейника, но и не на месяц реального времени.
В последний день пребывания, утром, я проснулась намного раньше и в полумраке комнаты слушала тишину, поддавшись настроению и отголоскам. Смотрела на Аверса, что лежал рядом, на спине, так схоже с давней тяжелой ночью под открытым небом. Тогда, на четвертые сутки чумы он весь покрылся соленым инеем, походил на труп, и я готова была умереть рядом с ним без жажды жизни. Без смысла продолжать эту жизнь без него.
Сколько раз Аверс спасал меня, заботясь о еде и тепле, оберегая от опасности, залечивая и сохраняя. Он пожертвовал самым ценным, продав столичным гильдиям секрет мастерской Вальдо за связи и подкуп - за один только шанс вытащить меня из королевской тюрьмы. Аверс увел меня из замка Эльконна, спас от пыток страшной ценой смерти, которую удалось обмануть Миракулум - и даже пошел на преступление совести, стерев из этого времени невинную девушку Эску.
И я не ужасаюсь собственным мыслям, что могу снова предать страну, готова на собственные жертвы и на принесение в жертву других. Я тоже могу подвести к краю пропасти кого угодно, только чтобы сберечь Аверса... Сгубить Берта, лишить жизни Илиана, если вдруг представить, что он стал переселенцем, уничтожить Красдема, Итиду, доброго Роттери. Истина такова, что я зла и жестока, что если за жизнь любимого человека придется заплатить кровью и преступлением, я согласна! Обману и предам.
Размышляя об этом, все же содрогнулась от осознания правды. И тут же немного успокоила себя - рано чернить серую шкуру, мысль и готовность - еще не поступок. Я и Аверс найдем решение вместе, не предав свою человечность и все то светлое, что еще есть в душе. Никого не погубим, а спасем. Если возможно, - вернем к жизни тех, кого жестоко предали.
Смутное время, мы не просты, не просты и наши попутчики на дороге судьбы. Так рождаются сказки...
- Аверс...
Я шепнула и села от внезапности, увидев, как шевельнулась змейка на шее оружейника и медленно, лениво даже, свернулась в знак бесконечности. Ровно также, как и в ту решающую ночь, о которой я вспомнила. Аверс быстро открыл глаза на мой возглас, приподнялся. За миг окинул тихую комнату взглядом и немного не своим от сна голоса спросил:
- Ты звала? Плохой сон?
Змея закольцевалась и замерла снова, как ни в чем не бывало.
- Твой знак Миракулум двигался.
Он накрыл его ладонью, потер, словно пальцами можно было прочувствовать рисунок.
- Уже все.
Аверс осмотрел и меня. Моя змейка ни в чем больше не проявлялась с того дня, как вдруг перебралась на грудь. Не жгла, не мучила видениями, не источалась черным дымом - что еще можно было бы придумать, говоря о магических проявлениях? Рисунок как рисунок, кругом, не больше блюдца. Одеть платье с вырезом, так будет смотреться украшением. Диковинным, но не диким.
- Или метки своевольничают, или в нас отзывается маяк для Рихтера. Или не знаю что... Ложись. Вставать еще слишком рано, попробуй еще поспать.
Берту удалось невозможное - бухту он нашел. Даже городок рядом не вымер, хоть и перестал быть портовым, превратившись в место, где перерабатывают рыбу на консервы. Мы договорились, что отправимся на тот Берег сегодня, и после завтрака в гостинице уехали в порт - найти походящий рейс, купить билеты. В самолет я как не могла зайти, так и на всю жизнь поклялась, что не зайду.
Люнтберт несколько последних дней ничем не выдавал своей отравленности чужой жизнью, если она еще оставалась. Глаз не прятал, волком не смотрел, был даже словоохотлив и энергичен. И сейчас без тени гордыни согласился выполнить просьбу - разведать в кассах время, отстоять очередь за билетами, все купить, пока я увлекла Аверса на прогулку по пристани. Погода была сырой, малосолнечной, но теплой. А я, словно не надышавшись беззаботностью, хотела украсть еще несколько минут до момента когда придется покидать приютившее нас местечко. Аверс тоже был спокоен - никакой настороженности, как в первые дни отъезда. Здесь за нами никто не следил, он бы заметил чужих и пристальных. Здесь удалось отдохнуть, да и само прошедшее время подарило умиротворение жизнью. За оружейником я еще подозревала привыкание к моему воскрешению, его страх о моей фантомной хрупкости исчез, а желание держаться как можно ближе перестало быть болезненным. Поединок в доме Роттери всколыхнул старую боль войны с цаттами и погибшую семью, когда Крас едва успел заикнуться о сожженном Побережье, - и драка, месть, причинение боли и увечье противника снова принесли Аверсу мир в сердце. А, быть может, он и во всем прочем оживал по-настоящему, потому что, наконец-то, перенес в этот мир меня.