- Рихтер, прости, если мое любопытство заденет тебя. Ты колдун, но в тоже время человек, - разве твое сердце не просит счастья? Разве нет тоски по любви, по семье, по друзьям и соратникам? Как одиночество не отравило тебе столько веков существования?
- Века... Не сочувствуй мне, я жаждал отшельничества и жил по зову мысли, а не эмоций. Изучал людей, но не желал с ними связи. Но скоро все кончится.
- Ты умрешь?
Когда он мне улыбнулся, его лицо отразило трогательное и детское:
- Я слышу в твоем голосе раннюю скорбь. Как мило, Рыс, что ты находишь участие подумать о моей судьбе... Не умру. Тебе же уже все уши прожужжали, что я собираюсь переродиться. Только не так, как переселенцы - я останусь собой и начну обычную жизнь.
- Миракулум ты отдашь Аверсу?
Догадалась я. И Алхимик кивнул:
- Аверс не злобен и не жаден. И магия не должна стать источником власти, уничтожения или жажды наслаждений. Он подходит. И, к тому же, будет не один, в отличие от меня.
Я задумалась, собирая новые вопросы, но Рихтер заговорил снова, предупреждая их:
- Все переселенцы - по своему любимчики, кого особо запомнил и о ком думал, как о достойном преемнике. Не угадал одного - люди с великой гордыней не приживутся в уравненном обществе. А еще большая проблема всплыла, когда из-за догадки о своей избранности они начали убивать друг друга. Магия Миракулум - лакомый кусок, - власть, могущество, почти вечность. Пришлось пресекать на корню, и это моими стараниями пошел слух о замене. Мол, не наградить я хочу, а отобрать жизнь. Довольна ты таким объяснением?
- Да.
- Устроим зрелище, вот увидишь!
- В новой жизни стань лицедеем твое сердце явно лежит к этому ремеслу, а не к какому иному... Я понимаю, что прошел не месяц, а века с того дня, как ты увез нас в своей карете, но мне так трудно узнавать тебя. Где ты растратил свою надменность и свою неприступность, Рихтер?
- Не поверишь, - наигрался. Время как ничто в этом мире научило меня простоте и легкости. Я нашел свою истину, госпожа Крыса.
И вновь мы молчали и слушали ветер. За облаками приятно было наблюдать - не кучевые горы, какими всегда любуешься, а тяжелые пласты. Танец их ленив и тягуч по небосводу, они вливались друг в друга, темнея, или рассеивались и на миг другой просвечивали чистой голубизной. Такой мир воцарился в душе, что не хотелось его нарушать испытанием, но ведь Рихтер пришел...
- Я готова. Надо прыгать вниз?
- Надо. Раздевайся и как тогда - разбегись только хорошо, а то море немного ушло, там часть бухты оголила риф, еще разобьешься. Если стесняешься, я могу отвернуться, или как?
- Хитрый Миракулум... отвернись, пожалуй, все же теперь я не столь наивна, чтобы поверить в свою неприглядность. Есть у меня на что посмотреть, не только глаза.
Он захохотал звонко, как мальчишка, пойманный на уловке и ничуть не обидевшейся, что его раскрыли. Потом посерьезнел:
- Я уверен, что ты выплывешь. Но все же, не думай, что риска нет.
Есть в том особая наука - нырять в воду. Может статься, я бы разбилась, когда впервые прыгала с этой скалы, если бы прежде не прыгала с маленьких высот в волны. Море - любовь моя, всегда ждало с распростертыми объятьями, и тело никогда не цепенело от страха смерти. Уверенность во взаимной любви соленого бога позволяло мне насладиться сначала полетом, потом предвкушением глубин, и трезво поймать миг входа в воду, чтобы принять правильное положение и изогнуться в толще.
Зимний холод не устрашил. Предупреждения Рихтера тоже...
Когда из под ног исчезла опора, я зажмурилась от ослепившего солнца. Небо развернулось голубизной и белыми громадами облаков, Опалило летом, а ветер ударил запахами водорослей и рыбы, заскользил по коже и в другой миг пронзил насквозь. Это был тот полет - случившийся десять лет назад, когда платье осталось наверху, внизу распластался портовый городок, а сердце ухнуло от предчувствия свершающегося рока!
Я смогу! Я выбрала путь, на котором сама отвечала за выбор, и на котором приняла на себя ответственность платить за ошибки! Я смогу!