Никогда я не пущу его душу в себя! Никогда не позволю переродиться! Ни один бог, ни множество богов, не лишат меня моего ребенка!
Не знаю, каким чудовищем я стала... но Алхимик терял свою силу и я чувствовала, как он слабеет. Он давил тяжестью, пытался прибить к земле всем весом, держась за мою шею и подгибая ноги. В какой-то миг я едва выдержала, но тут же почувствовала, что могу еще устоять и не упасть. И даже больше - стоять крепко, а хватка Миракулум гаснет. Он истончился, полегчал, и вдруг расслабленно положил свою черную голову на мое плечо.
Когда мой истинный облик схлынул, я поняла, что держу на руках мальчишку...
Глава восемнадцатая.
Сколько ему?
Семь или девять... тело ребенка, а глаза взрослые, что возраста не считать. Я стояла среди бурьяна на еле заметной тропинке, что забиралась выше, петляя среди камней, и пропадала за кромкой скалы и неба. Лето и зной, крики чаек и стрекот насекомых, все ударилось в уши вместе с узнаваемым шорохом морских волн где-то недалеко.
Рихтер смотрел на меня с лукавым огоньком в глазах. Потом шевельнулся, спрыгнул с окаменевших рук:
- Я тебя когда-нибудь обманывал? - Спросил по-детски, сымитировав обиду и вызов в своем голоске. - Шучу. Хорошо, что поверила, иначе бы ничего не получилось. Я однажды видел, Рыс, как какой-то нищий от голода и безысходности пытался крысу поймать. Умудрился загнать зверька в угол каменных стен и схватил. Ужас! Ты представляешь разницу сил человека и мелкого грызуна, но животное, поняв, что сбежать невозможно и его убивают... бедняга долго истекал кровью из сотни прокушенных ранок. А Крыса вырвалась.
- Рихтер...
- Что?
Маленький Миракулум стоял передо мной и смотрел снизу вверх. Он был босым, в обветшалых и больших штанах, перехваченных веревкой, и столь же большой не по размеру рубашке. На груди, на шее, нигде, где было видно тело - ни одного черного знака.
- Мы в прошлом, Рыс, на год раньше нашей первой здесь встречи. Как думаешь, глупо начинать свою жизнь в войну Берегов? Не отвечай, знаю, что сам дурак. Но сколько я ни выбирал, я приходил к одному выводу - это время мое самое любимое, и нигде больше я быть не хочу.
Послышались голоса. Я вскинула голову и только сейчас заметила на тропинке четверых детей, не многим старше того, каким оказался Рихтер... Они начали о чем-то спорить, ненадолго остановившись, но, покричав, решительно продолжили забираться наверх.
- Я тоже прыгну. Попрошу, как и ты, свободы, любви и счастья, ведь этого желают все смертные, да? И мне повезет все это обрести!
Четверо? Четверо мальчишек... боги, я вспомнила о какой беде говорили в портовом городке жители. Выловили из волн одного живого ребенка, а четверых - мертвыми, несчастные разбились о воду...
- Рихтер...
- Ты лучше готовься, сейчас смерч вернется и тебе придется удержать силу Миракулум до того как отдашь ее Аверсу. Я знаю, он не убоится твоего жуткого облика, он уже в эпицентре и ищет тебя в слоях и темноте времен, как рыбку в самой глубокой впадине. Прощай, Крыса... наши пути больше никогда не сойдутся.
Я еще видела, как легко он побежал по склону, а когда начался подъем, то стал помогать себе руками, цепляясь за траву. Но воздух все больше и больше размывал тощую фигурку, унося меня обратно во времени, уплотняя и приближая вихрь. Я должна была хоть что-то сказать на прощание! Но ни одно из слов не прозвучало, да и не услышал бы маленький Рихтер ни звука.
Темное, плотное марево накрыло и стерло все очертания мира.
Два круга на моей груди горели алым и черным: моя сила, Сангвис, "кровь" - обретенная в том, через что провел Рихтер, и Миракулум, "чудо". Без своей я бы не смогла избавить Алхимика от магии и не смогла бы удерживать ее - только равное равным. Знаки не боролись, а переплелись, я кожей чувствовала, как две змейки льнут друг к другу и двигаются по кругу, заключенные в горящие символы надписи из алых и черных букв.
Чем больше смерч набирал мощи, тем тяжелее становилось мне... прекрасные по своей сути силы для души и все же хрупкого тела оказались нелегки. Без защиты они поглотят, а после уйдут в пространство, растворившись в сущем и больше никому не будут принадлежать. Я стала произносить заклинание, зашептала его вслух, и знаки вновь вспыхнули ярче.
С правой и левой стороны кожа от пальцев и дальше стала превращаться в пепельно-черный чешуйчатый панцирь, витиеватыми узорами сочетаясь с рубиновой и пыльной кожей, словно красный песок, оставляя моей настоящей коже - бледной и человеческой самую малость. Истиные облики двух божеств - времени и жизни - превратили в нечто неземное и пугающее. Я ощущала, что все во мне высохло до костей, что я ужасна и прекрасна в могуществе. И только благодаря этому вся тяжесть сущего - мира в каждом его миге, я могла выдерживать и нести.