— Что ты делаешь? Чем жив?
— Крестьянин я, землю пашу, корову держу и лошадь. Сыну в кузне помогаю, у меня старший из подмастерьев вернулся, на несколько селений один кузнец.
— А дочь твоя?
— Она у меня все умеет, — голос прямо бархатный стал, я его из самой груди слышала, — умница. Ткет, прядет. Хозяйка добрая. Даже грамоте знает. Брат мой ее учил и читать, и писать немного. В городе будет жить.
— Чего пытаете-то? — спросил один из нашей четверки, по виду такой же крестьянин-путник. — Убьете, вражины, или с миром отпустите? Я против вас не пойду, я и рад буду, если вы нашего барона с земли сковырнете. На наших землях его власть хуже войны, живьем сжигает, головы рубит за малую повинность! Хуже ворога! Я один, я и бежал. А хотите и за вас пойду, если хлеба дадите!
— Лошадей забрать, арбалет тоже, только вещи оставить. И отпустить.
Молодой цатт махнул рукой, и бородач замахал руками нам, в сторону ворот:
— Вон, вон проваливайте!
— А лошади наши? — Испуганно выдохнул оружейник, но подчинился тычкам ратника и, схватив с земли сумки, зашагал вперед.
Еще какое-то время мы шли вместе, дорога была одна. Потом поотстали. Все, что везли на лошадях, оказалось ношей неудобной и тяжелой для рук. Я несла меньше, но скоро плечи начало выворачивать, все чаще приходилось останавливаться для передышки, и, наконец, Аверс свернул в сторону леса, к холму от наветренной стороны.
— Здесь пока передохнем, может и на целую ночь останемся, если место подходящее будет. Спешить теперь некуда.
— По тракту ведь еще отряды пойдут, верно? Этот не один. И такой чистенький, словно на всем пути от Побережья никакого сопротивления не встретил. Сколько раненых оттуда везли, сколько отрядов наших ратников туда отправлялось!
— Может сдали землю… не знаю, это королевские умные головы решают. Оттянули силы дальше, где больше укреплений и непроходимее местность. Если в зиму, то, быть, может и холода помогут нам, а не теплолюбивым цаттам с того Берега.
— Долгая у нас будет дорога. — Мои мысли перескочили на наш путь. — Пешие, с малым запасом еды. Может в селениях нас будут пускать на отдых подольше? Я уже мечтаю о том, чтобы хоть где-то помыться. Хоть где-то поспать целую ночь без урывок. Ох, только не ругай меня за жалобы, мне немного становится легче, если я хоть чуть-чуть выговорюсь.
— Ты испугалась там, в Неуке?
— Нет. И не знаю от чего.
— Молодец, Рыс. Ты понимаешь, о чем они говорят?
— Да, хорошо понимаю.
У склона оружейник нашел выемку небольшого оползня. Несколько упавших деревьев, корни и кустарники шиповника с края образовали уютное и защищенное от ветра местечко. Земля была сырой, и нам еще пришлось натаскать от ельника невдалеке ветвей, набрать шишек для розжига. К сумеркам между двумя еловыми лежаками уже пылал костерок, кипела вода в котелке и пока овсяная крупа разваривалась, мы доедали сыр. Он уже был засохшим, поэтому часть от большого куска улетела в будущую кашу. Аверс нашел пару крепких ветвей и еще перед ужином, зачистил их от мелких веток и листьев, сделав пару походных посохов. В подмогу вместо лошадей. Посчитал запасы, и решил, что нам хватит их на неделю пути, а после нужно будет выменивать у селян на вещи, что дадут. Воду можно было пополнять до перевала дважды — источники знали, а вот где искать пропитание за горами, могли сказать только карты.
— Боязно их так раскрывать будет. А хорошо ты придумал с грязью!
Вспомнила я его уловку.
— Надо туда и мочи налить, вернее будет. И пальцы ею же оттереть. Верно те подметили — чернила въелись, заметно и подозрительно для простолюдинов.
Я даже не поморщилась. Вспомнила, что лекарь про свойства этого естественного отправления говорил. Неприятная, вонючая, но все же бывает полезна.
— От нас уже разит на сто шагов вперед и назад на двести. Голова зудит…
— Это как же ты привыкла к горячей воде, неженка, — насмешливо произнес мой спутник и я с радостью увидела его улыбку одними уголками губ. Развеялся хоть немного от мрачных дум.
— Холодной умывалась и обтиралась каждый день. Колодезная вода у меня всегда стояла. А горячей в кухнях раз в месяц. Да и не неженка я, это для здоровья полезно. Так Соммнианс говорит, приучил, а если вода ледяная, то это на зиму от холодов закаляет.
Тут уж у меня улыбка пропала, и Аверс это заметил.
— Тоскуешь по нему?
— Да. Он мне и друг, и брат, и отец, хоть возрастом немного и старше. Мне хочется о нем заботится также, как и он обо мне когда-то. Но лекарь в этом суров.
— Друг и брат? Говорили в Неуке, что вы тайные возлюбленные.