— Нет, пожалуйста… ты должен проснуться!
Я стала хлопать его по заросшим щекам, трясти за плечи, давила на грудь, как Сомм когда-то учил меня, чтобы не дать остановиться сердцу. Но тщетно. Губы оружейника приоткрылись, покрылись, как и все лицо, белой пылью, словно об был просолен и высох на солнце. Веки потемнели, став серыми, весь профиль заострился, волосы совсем поседели. Аверс не дышал, и был холоден, как каменная статуя. Слабый теплый ветерок со стороны костра, сдунул белую пыль, но она образовалась снова.
Я долго сидела без движения, глядя на тело Аверса и верить отказывалась. Он не мог умереть. Он был самым достойным из всех людей, был самым лучшим! И впереди у него должна была быть целая жизнь…
— Аверс!
У меня задергалось горло, покатились слезы, и больше я не смогла говорить, только выть и рыдать. Больше ничего не имело в этой жизни смысла. Я легла рядом с ним, на бок, обняв за плечи, продолжая плакать, и лежала, не обращая внимание на угасающий костер, студеный воздух, густеющую темноту. Я решила, что не встану с этой лежанки, умру рядом. Уйду насовсем вместе с ним, как он ушел из этого мира.
Слезы кончились. Они давали о себе знать только нервными вздрагиваниями. Тела оружейника под своей рукой я не чувствовала, потому что не чувствовала ни рук, ни ног. Холод отупил мою боль, я готовилась замерзнуть и заснуть, ощущая тепло только в груди, и ожидая, когда же мое нежелание жить остановит сердце.
Под закрытыми веками царила темнота. Я разомкнула их, чтобы последний раз посмотреть на Аверса, различила в рассветных молочных сумерках острые очертания носа и подбородка, и шевеление змейки на бледной шее. Маленькое колечко двигалось, переплелось восьмеркой, потом снова замкнулось в круг и замерло. Я решила, что это видение, как вдруг ветки лежанки слегка запружинили, пятерня Аверса сначала тронула меня за онемевшее плечо, потом за голову.
— Рыс? Я же отправил тебя дальше.
Он сел сам, поднял за плечи меня, и стало больно во всем теле от заиндевевших и затекших мышц. Голова закружилась. Я ничего ему не отвечала, слушая живой голос и посылая проклятия черной чуме, что под свой конец так жестоко притворяет человека мертвым.
— Где мы?
Губы ссохлись, что мне с трудом удалось из разлепить:
— У сторожки Рихтера.
— Где моя одежда?
— Плащ тут, остальное внутри.
Аверс поднялся, стал оглядываться и, различив очертания домика, — ушел к нему босиком. Как ни в чем не бывало, как и не лежал трое суток в горячке без еды и воды. Как и не бросал меня у реки.
— Если это сторожка Рихтера, то я видел дивный сон. Так почему ты здесь?
Я растирала руки, опустив взгляд на едва различимые угольки головешек, что остались от костра. Тяжесть утраты ушла, вместо нее навалилась огромная усталость от пережитого. Все вернулось — Аверс, наш путь, течение времени. Только вот он что-то пережил там, внутри себя или вне пределов этого мира. И я пережила. Осознание, что люблю его и уверенность, что я сейчас умру рядом с ним, потому что не могу жить без…
Оружейник же, как выпив живой воды, осматривался вокруг быстро, ходил туда-сюда, снова разжег костер. А когда огонь осветил мое лицо получше утренних сумерек, сразу спросил:
— Напугал я тебя своим уходом? Поверь, я бы тебя не оставил, если бы не был уверен, что жить мне осталось дня три…
Я взглянула на него, совершенно не стесняясь, что недавние слезы превратили меня не весть в кого, и передать всю силу возникшей ярости на эти слова мой взгляд смог, потому что Аверс умолк.
Как он мог подумать, что испугалась я за себя?!
— Я же сказал тебе уходить… — его голос вдруг прозвучал с иным выражением.
— Кто ты такой, чтобы я тебя слушала?
Оружейник задумался над чем-то, оставил свои дела и сел рядом со мной на лежанку. У меня все замерло внутри — показалось, что он вот-вот обнимет меня по отечески, прижмет к плечу голову, как тогда в Неуке, но Аверс этого не сделал. К счастью.
— Расскажи, что ты видела и что здесь случилось? Ты говорила с охотником, ты знала уже, что Рихтер это Змеиный Алхимик?
— Его имя Миракулум. И с древнего языка это слово переводится как «чудо».
Вдруг на рукаве куртки я заметила крошечное белое пятнышко, которое тут же исчезло, едва коснувшись поверхности. Потом второе, третье… подняв голову, увидела, что весь воздух у вершин деревьев наполнен ими, и все медленно парят вниз.