Выбрать главу

— Ишь, догадливая… — Аника оскалилась. — Я хотела — сначала тебя придушить, потом отправить. А про меня сболтнуть захочешь, то тебе все равно не поверят.

— Не нужна мне ваша война.

— Зато влезла ты в нее по самые уши! Кто тебе про весточки отсюда сказал?

— Лекарь из крепости.

— Пес ясноглазый, — даже с какой-то теплотой пробурчала женщина. — Знаю его, видела раз. Иди-ка сюда.

Я подошла без опаски, но зря — Аника схватила меня за ухо и вывернула с силой. Попытку снова укусить, она прервала одной пощечиной, и тут же сказала:

— Так надо, дура. Надо видеть, что я тебя наказала за что-то. Я ж выгнала всех, слухи пойдут. Сейчас на кухне тебя накормят, место спать определят. Завтра работать начнешь.

Нет, Раомс на Неук похож не был. Иные господа, иные порядки. Цатты, высаживаясь на Побережье с кораблей, везли с собой и предметы роскоши. Даже в этот северный замок были привезены гобелены, мебель, южные вина и сушеные фрукты. Что было оставлено прежним владельцем, починено и почищено слугами. Из местных оставлены почти все, только на работу потяжелей и погрязней. Обслугой сюзерена занимались его личные приближенные, с которыми лесничая умела находить пару общих слов на их языке. К готовке еды допускались повара цаттов, за конями и за скотом, птицей, следили тоже цатты. Под властью Аники была охота, стирка, уборка, отопление и тюрьма. Она готовила пленникам еду сама, и занималась сама свежеванием дичи. На охоту выбиралась с помощниками, но редко. За время снега, как мне сказали, еще ни разу.

В первые три дня, что я появилась в Раомсе со мной многие говорили, расспрашивали. Если хозяйки не было рядом, то говорили слуги свободно. Ее считали очень строгой, но и в обиду она своих не давала, всегда заступалась, если спор или разногласия.

Ратники, что жили в казармах, лишнего себе не позволяли. Пили мало, а даже захмелевшие в свое увольнение, руки на местных женщин не распускали, между собой не дрались. Быть ратником в их отрядах — за честь, не каждого на службу берут. Платят довольно, содержат почти как и офицеров, семье, если погибнет, платят годовое содержание.

Работу мне лесничая дала самую низкую — я чистила общие замковые нужники, и выносила все нечистоты, что оставляли в горшках в специальной каморке господские слуги. В высокие покои пускали только подавальщиков, когда на кухне не хватало рук носить блюда, вино и выпечку на общий ужин совета. Когда комендант ужинал один, трапеза проходила скромно. Раз я слышала, что вместе с прочими слугами, цатты привезли с собой музыкантов, и живут они, как и сами господа, с уходом и почитанием. Цатты ценят искусства, и уважают мастеров, не гнушаясь простым общением с людьми происхождения низкого, но с талантами.

В огромной кухне, на которой я тоже чистила стоки, был жаркий воздух и множество столов, за которыми постоянно работали повара и несколько прислужек. Запахи, витающие здесь, по отдельности были вкусны, но при смешении и обильности, зачастую превращались в смрад и гарь, которые уносились сквозь отдушины в стенах и окна. В левой и правой стене, как горящие глазницы, были ниши с очагами, в другом кухонном помещении были печи и котлы, в третьем хранились, ожидая своей очереди для приготовления, принесенные из запасников продукты.

Изобилие, в которое я попала, поражало меня. Замок Раомс жил празднично, — за чистотой одежды, тела, помещений следили тщательно все, утром в кухонных залах полы всегда поливались топленой с снега водой, были расставлены по углам плетеные ловушки для крыс и мышей, горячая вода для омовения рук постоянно была в котелке возле каменной чаши стока, и один мальчик отвечал за то, чтобы он никогда не пустовал.

Цатты по своему быту очень отличались от людей нашего Берега.

Говорила я мало, все больше слушала, — что болтали свои, что чужие. Надеялась хоть что-нибудь узнать о пленниках. Я вела себя безропотней мыши, и все больше отгоняла от себя страшную мысль — что Аверс на самом деле лежит где-то в лесу и части его растащили дикие звери… я занимала себя работой до изнеможения, и мне было плевать на все нечистоты, лишь бы уставать так, чтобы не думать о страшном. Платье и белье сменила уже на третий день, и искупаться заново тоже пришлось. В прачечных часто мылись. Такой чистоты я не знавала никогда за всю жизнь, которую помнила.

На четвертый день я увидела служителя цаттов, что появился на кухнях и отдал распоряжение слугам.

— Все бы хорошо у этих, — вполголоса сказала женщина, что щипала на курах перья, — если бы не их поганая вера, языческая.