Голова моя была ясной, и даже волнение не пыталось завладеть мной — цель всего моего пребывания здесь почти достигнута, и все подчинилось четкому порядку действий, не раз оговоренных с хозяйкой.
Два засова на первых дверях я еле сняла — они оказались довольно тяжелы. Быстро нашептала ошарашенным мужчинам, что нужно делать, и не издавать шума. Со вторыми и прочими дверьми мне уже помогли.
Спасибо полутьме, в которой я не могла видеть так ясно взгляда Аверса. Он кинулся ко мне, едва заметил, и я ответила ему коротким объятием.
— Надо бежать!
Отпрянув, не дав волю чувствам, я громким шипящим шепотом выговорила:
— Слушайте меня. Делать все, как я скажу! Оступитесь — погибните, наместник прибыл в замок и завтра вас ждет виселица!
— Говори, милая, говори, — радостно, но слабым голосом произнес один, — веди, куда скажешь.
Они все были заросшими, бородатыми. Столпились вокруг меня. Никто и не думал гнуть что-то свое. Один из них не мог наступить на ногу и товарищ поддерживал его, закинув руку на плечо. Различив среди семерых трех более молодых мужчин, я сказала:
— Вы идете первыми — там целина, и у калитки нужно хорошо раскидать снег, чтобы открыть. Там напрямую до леса. Аверс, — я запнулась, выдохнув, — помоги раненому, понесете его на спине по очереди. Сначала до калитки, потом до опушки, и так меняйтесь. Старайтесь сильно не уставать… пожалуйста. До лошадей нам идти долго. А ты, — я кивнула последнему, — возьми куртки и сапоги цаттов. У кого хуже обувь и одежда, раздели… До выхода чуть еще ждать нужно!
Я прильнула к двери, выжидая.
— У меня преданных много, — говорила Анике. — Как я скажу, так одна из служек с огоньком оплошает, и загорится у нас… да что-нибудь загорится! Хоть ненадолго, а лишние люди на задний двор не выйдут. Делом будут заняты!
Как я была благодарна Аверсу, что он не подходил ко мне больше и не касался меня. Даже не искал взгляда. Я лишь украдкой раз посмотрела в его сторону — крепко ли на ногах стоит, не болен ли вдруг, не падает от жара и слабости? Оружейник был как все — исхудавшим, но живым. И двигался без немощи, хоть и без прыти тоже.
Когда были готовы все, я первая вышла во двор, осмотрелась, а потом уже на воздух вышли остальные. Кто пошел к калитке, протаптывая путь, торопились. Разгребали занос руками, не жалуясь ни на холод, ни на спешку. Заледенелые, практически вросшие засовы, вынимали из петель в шесть рук. И калитку через снег наружу проталкивали в три плеча. И прорвались.
Дальше, к опушке — так быстро, как могли. Крестьянин, что не мог наступать на ногу, был и без сапога — ступня распухла, и он давно был босым. Чтобы не отморозиться, ему двое намотали свои рубахи на ногу, а сами бежали с куртками на голых плечах. Аверс нес хромого попеременно с другим, но когда выбрались на лесную дорогу, самый рослый из пленных сказал, что один его донесет хоть сколько. И я позволила.
Мы пошли быстро.
Дом лесничей был встречен возгласам радости. Собаки залаяли, но я, наученная, крикнула:
— Гать, шавки!
И они замолкли.
Трое пленных знали Анике, и, насколько я поняла, были из того самого сопротивления. А прочие, вместе с оружейником, попались по воле несчастливого случая — он искал меня, а остальные охотились вдалеке от селений на замковых угодьях. Объяснив, что шестеро должны уехать, а мы останемся, только один спросил «почему?».
— Кто путь до травницы знает, езжайте вперед. Только так, чтобы прочие не отстали. А у нас еще последнее дело здесь. Хозяйка велела, будем ждать.
— Да поможет вам небо, сестренка… — донеслось от кого-то.
— И вам.
Одевшись получше, переобувшись, кому было нужно, они вывели лошадей и цепочкой выехали на охотничью дорогу. Я еще смотрела им в след, но тьма быстро скрала силуэты. В этот миг, когда все было сделано, я почувствовала слабость. Меня оставили и уверенность, и спокойствие, хотелось упасть в снег лицом и долго плакать. А от голоса Аверса все перевернулось:
— Зачем ты убежала из Шуула тогда? За картами?
Я обернулась и кивнула:
— Я спрятала их, когда ты ушел. Я боялась цаттов.
— Ты безумная девчонка… я думал, что ты погибла. Я добрался до тракта, видел следы борьбы, павшую лошадь, кровь. Не знаю, кто на кого напал…
— Я все тебе расскажу потом.
Сглотнув комок в горле, прошла мимо Аверса к дому, не подняв на него головы, не взяв его за руку. Мне казалось, что если я хоть жестом выдам ту волну горячей нежности, что на меня накатила — я пропаду. Со мной что-то случится, — я стану столь уязвимой, что умру от одного только чувства беззащитности. Вцепиться в Аверса, обнять, прижаться — вот, чего я хотела! И боялась собственных желаний!