К воротам столицы и к воротам дворца гонцов послали раньше, чем мы сами туда прибыли. И потому, не увидев городских улиц, я попала сначала в закрытый воз, где меня привязали к кольцам, а потом и в маленькую холодную камеру, где сковали кандалами. Спустя пару дней, стража отвела меня мыться, дав сменить одежду и обувь на чистое, с чужого плеча платье. Зачем, я узнала лишь тогда, когда меня вновь повезли в закрытом возу и вывели на замковый двор. Через кухни, черными ходами, меня ввели в покои, где с рук на руки тюремные сторожа передали дворцовой, и та довела уже до маленькой залы, завешенной гобеленами.
У узких витражных окон на возвышении стоял два резных стула и столик для шахмат. Один человек сидел спиной, а второй лицом — немолодой полный мужчина. Всякая его морщинка, складки губ, веки говорили об усталости и нежелании чего-либо. Он глянул в мою сторону и махнул ладонью. Стража ушла.
Я никогда не бывала в столице, не бывала во дворце, и конечно не видела короля вживую. Но мне попадался в руки королевский золотой с его профилем, так что долго гадать о личности не пришлось. Передо мной был именно он, а не иной высокий вельможа двора.
Я поклонилась со всем почтением, какое мне позволяли скованные руки и ноги.
— До меня доходили слухи о некой одаренной в языках, что служит в Неуке. Этот замок был истинным оплотом. И Ут-Фубер один из моих доверенных лиц, поставленный там, не оправдал этого доверия.
Король замолчал, передвинул фигуру, и его оппонент передвинул свою. Я не заговаривала, памятуя о том слова мне еще никто не давал. На возвышении справа и слева стояли на треногах чугунные пиалы, полные горящих углей. Мне так хотелось сделать хоть шаг ближе к теплу.
— Комендант плохо выправил свое положение, но то, что он вернулся не с пустыми руками дает ему наше прощение. Верно ли то обвинение, что он вменяет тебе, писцу Неука? Ты ли отдала цаттам ценные карты наших земель?
— Верно, ваше величество.
— Что заставило тебя предать своего короля?
— Любовь.
Он перевел взгляд от доски на меня. Снова долго молчал.
— Переписка наместника, что раскрыла предательство нескольких лиц знати… их действительно выкрал Ут-Фубер?
Какая-то искра мелькнула в его глазах, и он сощурился.
— Эти бумаги выкрала лесничая замка Раомс, Анике, верная ваша слуга и помощница сопротивления. Она передала их мне, а я коменданту.
— Оружейник города Сельремена, что был с тобой в сопровождении, умер?
— Не знаю, ваше величество.
Я не опускала взгляда, решив не лукавить перед судьбой. Мое помилование в его руках, и если бы король уже что-то решил, то меня не приводили бы в эти покои. Он снова замолчал, обменялся еще парой ходов с противником по партии и встал с места, хмыкнув. Походка его была ленива, — он прошел мимо окон, посмотрел на свет, и снова хмыкнул, о чем-то думая. А я смотрела на видневшиеся из-за стула ноги в высоких сапогах и локоть черной замшевой куртки, что опиралась на подлокотник: кто был тот, кому позволено сидеть, когда король поднялся с места?
— Я внял совету одного из своих министров поговорить с тобой прежде, чем вынести решение. Он говорил, что ты можешь знать еще много ценного, что положено только для моих ушей. Твой проступок серьезен, и подумай хорошенько, прежде чем что-то сказать. От каждого твоего слова зависит — жить тебе или умереть.
Незнакомец зашевелился, поднялся со стула и обернулся. Высокий дворянин с узким лицом смерил меня пытливым взглядом, и губы его едва тронула усмешка. Все в нем отличалось от себя прежнего — уже в плечах, тоньше в кости. Длинные волосы забраны в хвостик. Холеные усы и бородка, кружевной воротник, перстни, шпага на богатой перевязи. Но не узнать Рихтера было нельзя! Алхимик стоял передо мной в новом образе, и был иным человеком, тем, с кем сам король играл в шахматы…
— Мне неведомо больше никаких тайн, ваше величество.
Рихтер дотянулся до серебряного колокольчика, и вызвал стражу.
Я попала в сказку, но сказку печальную. Где-то крали принцесс, где-то убивали драконов, а моя история была написана другим сказочником — тем, что писал на языке древних непростые судьбы. И если Миракулум был чудом, то я надеялась на него!
Когда в моей темнице сменился караул и свет из узкой щели под потолком пропал, я поняла, что настала ночь. А когда стража ушла, ступая медленно и странно тихо, а в глубине тюремного коридора послышались более громкие шаги, я поняла, что это он, и подалась к решетке.
Рихтер-вельможа даже ступал как подобает знати. От охотника в нем не осталось ничего.
— Какая встреча, госпожа Крыса. Еще ни один человек не попадался мне на пути трижды.