Она молча покачала головой.
— Боже, — тихо произнес он. — Дебби, я думал, ты знаешь меня гораздо лучше. Я люблю тебя, люблю так сильно, что мне наплевать на твое прошлое, каким бы оно ни было. Ты должна была знать это и рассказать мне об этом давным-давно. Я бы помог тебе разобраться с твоими проблемами.
— Именно это я сейчас и пытаюсь сделать, Джонатан. Я вернулась в Кению не столько ради того, чтобы встретиться с Мамой Вачерой, сколько ради того, чтобы выяснить, кто я есть. Дневник тети Грейс немного помог мне с этим. По крайней мере я узнала историю своей семьи. Но я по-прежнему ощущаю себя человеком без… корней. Я не знаю, где мой дом.
Он внимательно посмотрел на ее лицо, увидел честный взгляд ее глаз. Он взял ее руки в свои и сказал:
— Боже, Дебби, я люблю тебя. Я хочу помочь тебе. Ты должна была сказать мне об этом по телефону. Ты так странно говорила, что я заволновался. Поэтому я отменил все свои намеченные операции, самые неотложные из них попросил провести Симпсона. Всю дорогу сюда на этом чертовом самолете я думал о том, что же могло случиться. Бог свидетель, это несколько не то, чего я ожидал. Но по крайней мере это не так ужасно по сравнению с тем, что я себе нафантазировал. — Увидев, что Дебора молчит, он спросил: — Это еще не все?
Она кивнула.
— В чем еще дело?
— В Кении, Джонатан. Мне кажется, нет, я уверена в этом, что я должна остаться здесь и помогать людям. За эти несколько дней я увидела столько нищеты, столько больных людей, живущих в нечеловеческих условиях. За исключением нескольких небезразличных к бедам других людей, как те монахини в миссии. «И Кристофер», — подумала она, вспоминая, каким беспомощным он казался со своим медицинским саквояжем и толпой доведенных до отчаяния людей. — Никому и дела нет до того, сколько несчастья и страданий в этой стране. Я не могу объяснить тебе, что мной движет, я просто чувствую, что должна остаться здесь и использовать свои медицинские навыки, как это делала тетя Грейс.
— Людям во всем мире нужна наша помощь, Дебби. Не только в Кении. А как же наши пациенты в Сан-Франциско? Неужели они нуждаются в тебе меньше, только потому что они белые и живут в Америке?
— Да, — честно ответила она. — Потому что в Америке больше докторов и лучше развита медицина.
— А какое до этого дело Бобби Дилани?
Дебора отвела взгляд.
Бобби Дилани был девятилетним мальчиком, который сражался за свою жизнь в ожоговом отделении больницы. Его мать, оказавшаяся душевнобольным человеком, намеренно подожгла его. Дебора была одним из лечащих его врачей. Получив ожоги третьей степени, когда площадь пораженных участков составляла более девяноста процентов его тела, Бобби жил в невероятных муках и страданиях, как душевных, так и физических, в стерильном отсеке, где все контакты с людьми осуществлялись через резиновые перчатки, а все лица, которые он видел, были спрятаны за белыми масками. По каким-то непонятным причинам Бобби выделил из команды врачей доктора Дебби и стал считать ее своим единственным другом. То, как загорались глаза на его несчастном, обезображенном лице каждый раз, когда она входила к нему…
— Ты же знаешь, что он не будет говорить ни с кем другим, кроме тебя, — сказал Джонатан. — Ты же знаешь, что он живет твоими визитами. Есть и другие пациенты. Все они заслуживают твоего внимания, Дебби.
— Я не знаю, — медленно произнесла она. — Я так странно себя чувствую, такой потерянной. Где мое место?
— Рядом со мной.
— Я понимаю, Джонатан. Но в то же время… Она посмотрела в окно. — Я родилась здесь. Разве я не должна сделать хоть что-нибудь для этой страны?
— Послушай, Дебби. У каждого из нас есть два дома: первый — тот, где ты родился, второй — тот, который ты нашел и сделал своим домом. Мне кажется, ты застряла между двумя этими домами. Ты должна выбрать, что тебе нужно больше.
— Как бы мне хотелось, чтобы тетя Грейс была со мной. Я бы могла поговорить с ней. Она бы мне помогла.
— Позволь мне помочь тебе, Дебби. Вместе мы сможем найти выход.
— Как?
— Для начала разреши мне прочитать этот дневник.
Они удобно устроились на диване: Джонатан на одной стороне, с дневником в руках, Дебби, свернувшись калачиком, на другой. Когда Джонатан раскрыл старую книгу на первой пожелтевшей от времени странице, она почувствовала, как ее накрыла волна спокойствия и удовлетворенности. Закрыв глаза, она стала слушать дождь.
Телефонный звонок вырвал ее из глубокого, без всяких сновидений, сна.
Джонатан встал и взял трубку.