Прекрасно, порядка нет нигде, а вот идея убивать нарушителей с каждой минутой казалась мне все более и более привлекательной. Нет человека- нет и его злодеяний…
- Вы разберетесь? - с надеждой произнес писарь, заглядывая мне в глаза. Чистая душа, затерявшаяся посреди конклава и погрязшей во грехе церкви, - Вы же святой…
- Скажи мне, а булла папы у тебя, так? - поинтересовался, я а писарь кивнул, - Составь директ от имени Его Святейшества и поставь буллу на казнь снова в черных рясах. Это обезопасит семьи казненных от нападок. Если кто спросит - говори, что действовал по приказу Святого. Папа не пойдет против моего решения.
Писарь колебался, но под моим взглядом быстро сдался и составил документ, поставив буллу Иоанна Двенадцатого. Я забрал у него все свитки и, кивнув, направился к своей лошади. Посмотрю их дома, когда буду уверен, что с Софой все в порядке. Папа сказал прибыть через десять дней. Значит, у меня два дня, чтобы разобраться с пропажами девушек и проследить за тем, чтобы Софа собралась как следует для переезда. Господи, ну почему я все делаю на бегу!
Я гнал лошадь и в ледяной дождь, и в снег, чтобы скорее увидеть ведьму и удостовериться что с ней все ничего не случилось. В глубине души я радовался месту в конклаве. Софа теперь не будет ни в чем нуждаться. Она будет жить в огромном доме, и бардак, который она разводит, будут убирать слуги! Скоро в ее избе ступить негде будет! Бесит! Я въехал в деревню и услышал музык. На главной площади были танцы, Софа танцевала и кружилась, все деревенские что-то праздновали. Я решил, что не буду мешать веселью и направился сразу в обитель, разбираться с документами и пропавшими девушками. Софа была в безопасности, а значит я был спокоен.
Обитель встретила меня вечерней молитвой. На встречу мне, как всегда вышел старый Мораис, подходя ко мне и забирая лошадь. Старик улыбался, не сводя с меня взгляда.
- С прибытием, Святой! Как поживает Его Святейшество? - поинтересовался Мораис, пока я сгребал свитки из сумки на лошади, - Совсем старый стал? Пора бы прибрать его господу, не находишь?
- Он считает, что Господь наказал его, Мораис, за то, что меня сожгли, - пожал плечами я, решая с чего начать реформы этого богом забытого места. - И он откупается от меня местом в конклаве. Я же, оказывается, был кардиналом. Знаешь, не могу понять, папа сказал, что бог меня возвращает каждый раз, чтобы показывать пример. Зачем?
- Не всем дано познать замысел божий, Антоний, но старый Мораис может предположить, что ты делал что-то не так. А отнюдь не показывал пример, - со вздохом произнес Мораис, а я уставился на него во все глаза, - Мы совершаем за свою жизнь много ошибок, но если проведем над ними работу и раскаемся, то Отец всевышний простит нас и примет в свое царствие.
- Мне туда уже не попасть, - с грустным смехом произнес , вспоминая нашу с ведьмой ночь, - Да и не надо уже. Земных дел по горло!
Это почему же ты не попадешь? - нахмурился Мораис и посмотрел на небо, прищурившись. Погоду угадывает? - Кто тебе такое сказал? А где же быть святым, если не в царствие Господа нашего?
- А как же законы святой церкви? - привел я доводы старику, который ничего не понимал в инквизиции, - Они написаны по слову божьему.
- Нет там ничего божьего, - нахмурился старик, сплюнув на промерзшую землю, - Если бы было, господь бы тебя столько раз не воскрешал. Вот точно тебе говорю! А что еще сказал папа?
Я все больше удивлялся старику. Наверное, если я доживу до его возраста тоже буду таким брюзжащим, как и он.
- Он откуда-то узнал про одну девушку, сказав, что я встречал ее раньше, в своих воскресиях, - задумчиво произнес я, а Мораис понимающе кивнул, - Но он ничего не сказал, что происходит с ней, когда Господь забирает меня обратно. А я не стал спрашивать, он и так разнервничался. Не хватало мне еще стать причиной того, что над Ватиканом повалит черный дым.
- Ты правильно поступил, святой, что не стал спрашивать его о таких вещах, - глубокомысленно произнес старик, вызвав у меня улыбку, - А с чего ты вообще взял, что она была жива, когда Господь прибрал тебя? Не смотри так на меня, старый Мораис говорит то, что думает. Молитва закончилась, Антоний, иди. Пора.
Я тронул старика за плечо, и направился в обитель, полный решимости разогнать этот бардак. Или хотя бы здесь навести порядок, а уже потом перейти к конклаву.
- Святой, как прошла встреча с Его Святейшеством? - обеспокоенно поджав губы, спросил епископ, а приближенные окружили его. - Есть новости из Ватикана?
- Есть, - твердо произнес я, окидывая взглядом всех присутствующих, благодаря Господа,за то, что не забыл взять меч, - Но сначала мы проясним один момент. Как один из кардиналов конклава приказываю объяснить, что происходит в стенах этой богом забытой обители?
- Не вижу на тебе алой рясы, - прошипел Виттор, но епископ одернул его, больно ударив своим посохом по ноге. Инквизитора скрутило от боли, но он все же смог выдавить сквозь зубы - Прошу прощения, ваше высокопреосвященство.
- Что конкретно интересует тебя, сын мой? Антоний, я стар, и мне уже ни к чему подобные интриги, - смиренно произнес старик, понимая опасность сложившейся ситуации, - Скажи мне, святой, о чем ты хочешь знать?
- О пропавших девушках, святой отец, - отрезал я, понимая, что не может быть все так гладко, как кажется. - Наместнику святого Петра стало известно о том, что в обители пропадают девушки. Это подтверждают служащие здесь люди, да и я сам слышал девичий плач.
- Кто? - взревел Виттор, делая шаг вперед и отмахиваясь от епископа, - Кто несет подобную ересь про обитель моего отца?
- Ничего себе новость! Есть еще дети епископа среди присутствующих? - закивал я головой, внимательно наблюдая, как епископ бросил злобный взгляд на Виттора. На дрожащих ногах вышел из толпы маленький мальчик, что приносил мне рясу. - Значит, ты, святой отец, взял на службу сына своего. Может ты еще и женат был?
Епископ тяжело вздохнул и встал с трона, направившись в мою сторону.
- Я уже стар, святой, и грехов за моей душой столько, что уже и не отмолю. Одним больше одним меньше… Какая разница? - с сожалением произнес епископ, предлагая мне следовать за ним. - Антоний, прошу тебя не приплетай к моим грехам еще кого-то. В них виновен только я и никто более.
- Отец! - начал Виттор, а епископ резко развернулся к нему.
- Молчи! - рявкнул епископ на своего сына, а я начинал понимать в чем дело, - Ты и так достаточно сказал. Святой, я могу просить тебя об одной услуге? Полить меня на костре святым маслом? Я стар и не хочу мучаться.
Виттор сделал попытку рвануть в нашу сторону, но его тут же скрутили другие инквизиторы, по приказу святого отца. “Нет! Отец! Не надо!” - орал он, но святой отец шел вперед, как будто не слыша его.
- Идем святой, - спокойно позвал меня епископ, выходя из молебного зала, - Я всегда знал, что этот день наступит. Отдай писарю свитки. Он огласит всем буллу папы. А я хочу напоследок исповедаться.
- Тебя не страшит костер? - поинтересовался я, наблюдая за равнодушием епископа, - Обычно люди умоляют простить их, кричат что раскаиваются, молят о помиловании.
Мы уже спускались в подземелья, но не свернули к камерам. Епископ долго искал камень в стене, чтобы нажать на него. Стоило его руке сползти вниз, как перед нами открылся проход. Кромешную тьму разогнал свет факелов, Огонь зажигался поочередно, освещая мрачные своды сырого и гулкого коридора.
- Знаешь, святой, за свои грехи, любимых и детей, не страшно умирать, - покачал головой святой отец, приглашая меня пройти внутрь, - Все, что тебя интересует находится здесь. Об одном прошу. Виттор молод и горяч. Не губи его душу. Он хоть и не ребенок, но мыслит как дитя, во многих вопросах. Оставь его писарем. Это - мое последнее желание перед казнью.
Мы шли по длинному коридору, пропахшему сыростью и затхласть. Вода тонкими струйками стекала по стенам, а у меня из головы не выходили слова епископа “ За грехи, любимых и детей не страшно умирать”.