Услышав последние слова, Зоннек явно испугался.
— Неужели вы опасаетесь смертельного исхода? — быстро спросил он. — Это было бы грустно.
— Кто знает! — серьезно ответил врач. — Может быть, для Бернрида это был бы лучший исход, ведь гибель Дарлинга для него — разорение, и кроме того не думаю, чтобы жизнь, которую он вел в последнее время, доставляла ему удовольствие. Для его дочурки тоже невелико счастье расти в такой обстановке и в такой среде, хотя отец боготворит ее. Во всяком случае я сделаю все от меня зависящее, чтобы спасти его, но у меня мало надежды на это.
Наступила пауза. Зоннек молча смотрел в землю и наконец взволнованно сказал:
— Кажется, господина Бернрида в Каире недолюбливают. Никому до него нет дела; больше говорят о его Дарлинге, чем о несчастье, происшедшем с ним самим. Его никогда нельзя было встретить в настоящем обществе, и господин фон Осмар не принимал его.
— Это понятно; германский консул обязан заботиться о своем служебном положении и сторониться сколько-нибудь запятнанных личностей. Правда, Бернрид, происходит из древнего дворянского рода и играет роль в спортивном мире, но друзей у него никогда не было, да и не такой образ жизни он вел, чтобы их иметь. Но вот идет господин Эрвальд; он, кажется, ищет вас. Я поговорю еще со своим коллегой и сейчас поеду в больницу.
Доктор простился и ушел. Действительно, Эрвальд искал Зоннека и, увидев, поспешно направился к нему. Зоннек провел рукой по лбу, точно желая отогнать мучительное воспоминание, пошел навстречу молодому человеку и, протянув ему руку, воскликнул:
— Наконец-то мне удалось добраться до тебя, герой дня! Я мог только издали помахать тебе, так тебя обступили. Поздравляю, Рейнгард! Ты одержал удивительную победу!
— Хорошо проскакал? — спросил Эрвальд, глаза которого заблестели.
— Пожалуй, даже слишком хорошо; я боюсь, что тебя вконец испортят всеми этими восторгами да лестью. Скажи, однако, зачем ты играл комедию, притворялся самым посредственным наездником и только сегодня показал, на что способен.
— Меня это забавляло, — ответил Эрвальд. — Как все удивлялись, пожимая плечами, когда стало известно, что я еду на Фаиде и осмеливаюсь выступить на скачках, в которых участвует прославленный Дарлинг! Ни одна душа не подозревала, чего стоит эта лошадь, а меньше всех сам консул: только фрейлейн фон Осмар, безусловно, верила в нее.
— Фрейлейн фон Осмар? Неужели? — Зоннек бросил пытливый взгляд на лицо молодого человека. — Надо полагать, ее доверие относилось не только к лошади, но и к всаднику?
— Может быть! Во всяком случае я не обманул ее доверия, — беспечно сказал Рейнгард.
Во время этого разговора они шли обратно к ипподрому, но остановились за барьером в толпе. Зоннек, которого знала вся Европа как смелого и деятельного исследователя Африки, очевидно, был известен и в Каире, потому что перед ним почтительно расступались. Он был ниже стройного, высокого Эрвальда; его покрытое темным загаром лицо, может быть, было красивым в молодости, но теперь оно было испещрено глубокими морщинами, оставленными на нем жизнью, полной лишений и опасностей, постоянного напряжения сил и борьбы. Темные волосы этого человека, едва достигшего сорокалетнего возраста, уже серебрились на висках, а глубокие серые глаза смотрели печально и серьезно, и лишь очень редко в них мелькала легкая улыбка. Он рассеянно смотрел на бега, начавшиеся теперь на ипподроме, и вдруг обратился к своему молодому товарищу:
— Ты знаешь, что Бернрид сильно расшибся?
Эрвальд испуганно взглянул на него.
— Нет, напротив, я слышал, что он пострадал очень незначительно.
— Так говорили, но доктор Вальтер, у которого я только что спрашивал, смотрит на дело очень серьезно. Правду сказать, Рейнгард, не было никакой надобности так безумно взвиваться в воздух, беря последнее препятствие, вместо того чтобы просто его перепрыгнуть. Это могло стоить тебе жизни, да и бедной Фаиде также. Такие фокусы уместны в цирке, на скачках же они неприличны.
— Да я и выучился этому в цирке, — смеясь, ответил Рейнгард, — Ведь я почти год странствовал с цирком.
Зоннек посмотрел на него с недоумением.
— И я узнаю об этом только сегодня?
— Вы меня не спрашивали, а у меня до сих пор не было случая заговорить об этом. Я не собирался делать из этого тайну. Но… может быть, вас это шокирует?