Главное не изменилось: она хотела борьбы, терактов, переворота. Об этом много говорили, а свою медлительность сваливали на Якушева.
Ночью, в гостиничной постели, зашёл разговор о Стаунице:
— Если выйдет с газовыми бомбами — мы со Стауницем сразу на Кремль. Они выезжают из Спасских ворот. Забросаем бомбами всех, а сами умчимся на автомобилях, бросая бомбы в каждого, кто попытается задержать.
— Для такого теракта я сам перейду границу.
— Не надо, Александр. Сейчас это не надо.
Он не стал добиваться объяснений, почему вдруг стало не надо, а в прошлом году звала сама. Ему стало непривычно тоскливо. Непривычно — потому что из-за отношений с людьми у него никогда не возникала тоска. Ненависть, злоба, жажда мести, благодарность, удовлетворение — что угодно, только не тоска. Возникло и то, давно уже мучащее в тяжёлые минуты представление о тщетности своих усилий: бьёшь руками по воде и ни на сантиметр не двигаешься вперёд.
— Может случиться так, — сказал он, и теперь Мария не узнавала генерала, — что мы погибнем, ничего не успев сделать. Но память должна остаться о людях, погибших в борьбе.
— Забудут.
— Недавно сюда приехала русская поэтесса, эмигрантка. Выступала перед публикой. Сама жена офицера-добровольца. Мне передали, что она сказала о всех нас: «Через 10 лет забудут, через двести вспомнят».
7
Позднее Мария удивила его ещё больше. Военный химик, присланный «Трестом» разбираться с гучковским ядовитым газом, определил, что никакого газа нет, и собирался уезжать. Кутепов часов в 10 утра созвонился с Марией и заехал к ней в гостиницу. В её номере оказался и химик — Власов: он жил в этой же гостинице. Марию было не узнать: наверное, с таким изуродованным злобой лицом она мчалась в конные атаки. Нецензурная брань обрушилась на Власова:
— Молокосос раз...! К парижским б... дорогу нашёл!..
Кутепов пытался её успокоить, пришлось даже напомнить о дисциплине:
— Корнет Захарченко! Прекратите ругань и объясните, что произошло.
— Слушаюсь, ваше превосходительство. Докладываю: командир Красной армии Власов всю ночь отсутствовал и явился в гостиницу в 8 часов утра.
— Командир Красной армии? Какому званию по старому соответствует ваше положение в армии?
— Примерно, капитан.
— Полиция, патрули не задерживали вас? В драку вы не вступали?
— Нет.
— Мария Владиславовна, капитан Власов не нарушил воинский устав и не совершил поступков, противоречащих понятию офицерской чести. Если нарушены какие-нибудь внутренние порядки «Треста», то давайте с вами вдвоём попросим господина Якушева, чтобы он не принимал никаких мер по отношению к господину Власову, проделавшему для всех нас такую важную работу. Лично Великий князь похвалил его. Вы согласны?
— Согласна, — пробормотала Мария и удалилась в ванную комнату.
— Садитесь, капитан. Женщин успокаивать труднее, чем солдат или лошадей. Значит, газ имеется только в голове у Гучкова?
— Скорее всего, газа вообще нет или есть какой-нибудь известный ещё с прошлой войны.
Распрощались с Власовым тепло — Кутепов пообещал, что в его армии он будет полковником.
Такой Марии, которую он теперь увидел, не хотелось рассказывать подробности о подготовке теракта против Красина. Не надо никому в «Тресте» знать, что полковнику Сусалину выпала неслыханная удача — его взяли на работу в Сюрте Женераль, где он мог много узнать, например, об охране посла и посольства, о методах действия полиции в случае чрезвычайного происшествия.
Прощаясь на вокзале, Мария спросила: «Как идёт дело с полпредом?» Он ответил кратко: «Хорошо». Подробности её не заинтересовали. Мгновенно перешла к разговору о Стаунице — просила, чтобы он, Кутепов, написал ему лично письмо о совместных решительных действиях в России. «Якушев и не узнает об этом письме, — сказала Мария. — Я сама получаю почту, сама дешифрую...»
8
Вскоре после отъезда Марии пришлось писать и Стауницу и Якушеву: случилось непредвиденное опасное осложнение. В осенний вечер, когда уже стемнело и платаны тревожно шумели за окнами канцелярии, пришёл растерянный Сусалин.
— Никто нас не слышит? — спросил он, беспокойно озираясь. — С делом всё кончено. Приятель на Сюрте сказал мне, что раскрыт заговор против Красина и об этом знают в Москве. Ищут заговорщиков. «Из ваших русских», — сказал приятель. Теперь я должен прятаться. Но где спрячешься в чужой стране?
— Во Франции спрятаться, пожалуй, невозможно. Вы хотели идти в Россию. Там хорошо организовано наше подполье и есть куда приложить силы русскому офицеру.
— Согласен.
9
На следующий день исчез Монкевиц, оставив дома на письменном столе, записку: «Простите, дорогие, любимые! Я потерпел окончательный денежный крах. Всей моей жизни не хватит, чтобы рассчитаться с долгами, и я решил умереть. Чтобы не обременять вас расходами на погребение, я умру так, чтобы мой труп никогда не нашли. Ваш...»
Конечно, ушёл к большевикам. Наверное, давно с ними сотрудничал и шпионил. Всё знал о «Тресте», договаривался с Якушевым о шифрах. Если «Трест» — подпольная монархическая организация, то ОГПУ, узнав о его существовании от Монкевица, немедленно его разгромит. Если же ничего не изменится — «Трест» организован ГПУ. Или, может быть, всё как раз наоборот? Ведь Монкевиц мог выдать «Трест» и раньше. А вдруг он, действительно, покончил с собой. Неужели мог подумать, что РОВС не поможет с похоронами и прочим?
10
В замке Шуаньи шёл ремонт, было холодно, и пахло кухней. Вместе с большой свитой — человек десять — долго ждали хозяина. Николай Николаевич явился словно не на встречу с представителем подпольной России, а зашёл мимоходом, сказал без вступления:
— Медленно действуете, русские монархисты.
— Ваше Императорское Высочество, требуется не менее двух лет.
— Такой срок неприемлем!
Якушев назойливо и длинно доказывал, что ничего нельзя сделать из-за отсутствия средств, из-за неграмотности людей, посылаемых в Россию, которые не знают правил конспирации, проваливаются, ставят под удар всю организацию, совсем недавно чекисты схватили полковника Сусанина...
Кутепов, услышав это, имел право думать, что Якушев здесь ведёт какую-то игру, иначе почему сначала ему не сообщили о Сусалине. Человек, работавший в Сюрте Женераль, сам бы мог научить трестовцев правилам конспирации.
— Неоценимую помощь оказываете вы, Ваше Императорское Высочество, и Александр Павлович, — продолжал тем временем Якушев.
Эта фраза оторвала генерала от его размышлений, и он скромно ответил на похвалу московского гостя: «Александр Александрович преувеличивает. У нас много ошибок».
— Вы единственный воин, сражающийся за освобождение России! — воскликнул Якушев. — Его Императорское Высочество недавно выразил верную мысль о том, что Белая армия фактически не существует. Есть только Красная армия. Врангель не имеет ни армии, ни авторитета. «Армия в сюртуках» — это не армия. Мы надеемся только на Александра Павловича. К вам, Ваше Императорское Высочество, просьба: необходимо ваше обращение к войскам и ваш портрет с надписью для Политсовета «Треста».
— Это можно сделать, — великодушно согласился Великий князь. — Действуйте в России быстрее и решительнее. Видите, люди скучают?