Станция – она же городок с секретным заводом, где жил её сын с семьёй, была небольшая, поезда делали короткую остановку и следовали дальше на конечную, узловую. По недосмотру начальства в её хозяйстве ещё существовали, вроде вымерших птеродактилей, – грузчики, помогающие за плату доставить поклажу пассажира. Баба Дуня превращала их замершее существование в праздник, назначая на главные роли.
Путешествовала родственница с багажом. Собираясь на полгода, долго и тщательно укладывала в сундук всё, что ей могло понадобиться. Сработанный из крепких сухих досок ясеня за год до рождения Дуни, он принадлежал её матери. Заказан был из расчёта хранения ценных вещей семьи, в то же время служил спальным местом. Размер вполне подходящий – около двух метров в длину и метр в ширину. Удобная вогнутая крышка изначально предназначена для отдыха. Четыре бронзовые ручки по бокам украшали этот голубой “ковчег”. Огромный ящик следовал отдельно, в багажном вагоне.
Баба Дуня устранила встречи и проводы. Предпочитала сама добираться до порога дома. Она нанимала четверых грузчиков, называла сумму, оживлявшую их порочные лица, коротко инструктировала. И процессия отправлялась. Прохожие, случившиеся на пути следования, останавливались, изумляясь странному кортежу, долго смотрели вслед.
Большая и важная, с зонтом в одной руке и корзиной в другой, она достойно несла своё грузное тело, обряженное в длинную юбку, поверх которой был повязан батистовый фартук с отделкой ришелье. Кофта с присборенными по верху рукавами была скорее халатом, слегка маскировавшим её пышные формы.
Вслед за ней четыре фигуры, стараясь держаться молодцевато при такой знатной даме, обмотав ручки выданными носовыми платками, силясь на шататься, не матерясь, что было запрещено нанимательницей, несли доверенный голубой сундук.
Самой заметной деталью наряда бабы Дуни была белоснежная накрахмаленная косынка, повязанная поверх особого ободка, державшего отличную форму горделиво посаженной головы. С выпяченными пухлыми капризными губами вишнёвого цвета на лице, украшенном всегда густым румянцем, в обрамлении невиданного головного убора, она выглядела как мать-прародительница туземного племени. Не помню, чтобы кто-нибудь обсуждал её внешность.
Сундук устанавливали в единственной комнате, где он мог поместиться. И всё! – Путь туда домочадцам был заказан на время гостевания. Она располагалась основательно, выложив необходимые для ухода предметы. Молитвослову отводила место на подушке. Отдохнув с дороги и убрав себя, выходила к обеду.
До вечера, попивая чай с чабрецом, она по одному выспрашивала каждого: "Шо зробыв за цый рик?" Просматривала дневник у внучки-первоклассницы. Не спеша выясняла у матери, на какие деньги содержат семью.
С сыном беседовала дольше всех, и, догадываясь о его злоупотреблении спиртным, склоняла к честному разговору, к осознанию. К вечеру все замолкали. От пристрастных расспросов у детей и взрослых горели щёки и уши, всем хотелось поскорее в постель.
Обязательным моментом посещения был забой откормленного к этому сроку поросёнка и запасание впрок всех его частей. Управление процессом брала на себя баба Дуня, превращая его по ходу в грандиозное представление. Дети с нетерпением ждали.
С вечера под её руководством мылась и чистилась посуда, приглашался знакомый мужик, умеющий одним ударом ножа убить животное. Отец семейства девять месяцев состоял при очередной “Машке” нянькой. Кормил её, мыл, и, смешно сказать – выводил гулять. Или она его выводила. Животное привязывалось к доброму человеку и ходило с ним в магазин и к колодцу за водой. Обычно Машка шла рядом, раздавая всем довольные хрюки.
В день забоя Иван исчезал из дома и не возвращался, пока свинья не была окончательно разобрана и определена на хранение. Распорядительница на ответственный момент оставляла только мужика с ножом и двух его помощников-сыновей. "Диты" ждали дома её команды присутствовать при дальнейшей операции.
Как всегда, Пётр с сыновьями повалили Машку на бок, и пока два дюжих молодца удерживали её, отец должен был одним ударом завершить дело. Но не в этот раз. Похмельный синдром лишил руку силы. Остриё только скользнуло по шкуре. Взбешённое животное скинуло мужиков и с визгом бросилось в огород. Верещащая свинья сделала виток вокруг дома, когда баба Дуня с ватным одеялом в руках набросилась на неё сверху. Мужики кинулись ей помогать. Её возглас: «Пётр, нож»! – заставил того мгновенно выполнить приказ. Ещё через минуту, убедившись, что удар достиг цели, она кряхтя поднялась с соломенной подстилки и обычным голосом стала отдавать распоряжения.