Вельможи - бельма в народных глазах.
ЦВЕТАМ
Испокон вросших в землю веков смотрели в тревожные лица людей черные оружейные дула, удивлявшие и поражавшие своей внезапно возникающей жестокостью и зияющей пустотой.
Люди шли против них с впаянными в души молитвами и согретыми поцелуями иконами. Иконы разлетались в щепки, а молитвы забывались в веках. Шли с раскаленными револьверами и охлажденными ножами - и семафорами виселиц покрывалась скорбная, сиротливая земля.
Люди устремлялись против занозящего сердце оружия со словом и здравым смыслом - этих людей высылали малою скоростью прочь в одном вагоне с убийцами.
Цветы вытаптывались на планете кованными сапогами. Взрывы вырывали их с корнем. Облучение выжигало их семена.
И тогда цветы стали вырастать в глубине Будущего - в детских сердцах.
Вздрогнем и остановимся хотя бы над пастью пропасти.
ПЫТЛИВОЕ ДЕТСТВО
Мечтаю о том, чтобы за ночь каждый раз очищалось зрение от опыта предыдущего дня, а утром видел жизнь совсем новой. Состояние удивления человеку необходимо.
Воображение и мечта раздвигают горизонты нежным плечом. В душу проникает особенно-красочный мир. И сама душа тогда принадлежит целой вселенной, гармонична с ней и прекрасна.
Что может удивить сердце, постоянно находящееся в удивлении? Хочу, чтобы мне было присуще ежечасно, ежесекундно состояние пытливого детства, когда вокруг множество обыденных мелочей кажутся трепетными тайнами, до которых, кажется, можно дотянуться рукой.
ПОЛЕ
Сегодня мне навстречу неожиданно раскрыло руки "Русское поле".
Выйдя из переплетения веток и тропок леса на этот роскошный простор, словно рыба глотал свежий воздух, освобожденный от каждодневной тяготы снежных навалов.
Всем существом отдался его белоснежному и бескрайнему телу. Сошел с проторенной тропы. И сразу ноги стали чуть ватными, и румянец обозначил на коже полузабытый детский узор.
А сердце, не внимая клапанным перебоям, хочет и будет горланить на всю не потревоженную с утра окрестность. Снова весна в душе.
СМЕЯТЬСЯ НАД СОБОЙ
Задумывался ли ты по поводу того, что истинная культура человека измеряется не количеством потребленных ценностей и идей, а в первую очередь - его отношением к другим? Овеществляет ли он окружающих, безразличен к ним или же любит их. Хотя возможны и другие оттенки отношений.
Умение смеяться в первую очередь над собой - не это ли важное свойство является залогом духовного здоровья? Ведь дерущиеся не смеются.
А смех людей, задумавших дурное, звучит как-то особенно.
ИНТУИЦИЯ
Каждая серьезная научная теория считает своими родителями верную посылку и логическое рассуждение.
И казалось бы, что трепетной интуиции здесь места нет. Но при этом именно она, переодеваясь в безукоризненно чистые и строгие логические одежды, обманывает ненасытного исследователя словно влюбчивого мальчишку.
Одновременно и ослепительно вознаграждает, как бы нехотя являя ему блуждающий болотный огонек или привораживающий свет далекой звезды. Результат интуитивного всплеска в момент высечения нежаркой искорки открытия можно назвать верной гипотезой, необходимым допущением, или удачною аналогией. Эта личина не так уж важна. Но здесь царит именно интуиция, а не логический холод.
Конечно, мы с тобой восхищаемся неукротимым процессом познания Вселенной, однако более очаровывают и сердечнее греют накопленные предыдущими веками мудрость и опыт людской. Перед Интуицией преклоняю колена.
ПЕЧАЛЬ ДУШИ
Мне кажется, что неудержимо стареющее человечество совсем не умеет радоваться и быть счастливым. Это даже стало казаться чем-то противоестественным - вот до чего добрела наша многовековая история ужасов, инцестов и убийств, масштаб которых все возрастает.
Иное дело - страдание, горе. "Во многие печали многия мудрости есть". Упорно воспевали это чувство художники. Ему, распятому на кресте, цивилизованное общество молилось бездну лет. Изучены почти все тончайшие оттенки, ажурные нюансы, причудливые коралловые наросты.
Стремление к счастью было и остается болезненной разновидностью страдания, тоскующей жаждой взаимопонимания и солнечного ветерка. Печаль души неиссякаема - как родник среди бурелома страстей.
Радость всегда притягивала. Волновала мгновенностью и таинственностью исчезновения. Но и всегда будет отталкивать неустойчивостью, испепеляющей горечью близкой потери.
Как слепой, продолжаю осторожно скользить по булыжным мостовым недель, месяцев и лет, плутать среди заголенных корней леса желаний. А замутится сердце, отнимутся руки - буду вышептывать сокровенное губами, заклиная недоверчивых богов и желая счастья слабейшим. Пусть закат будет алым. Клянусь выпить жизнь до самого дна, а потом научить тому, что успел узнать сам, всех других.