Мать мгновенно знает все о своем ребенке, попавшем где-то вдалеке в жизненную передрягу.
Влюбленные соединены пуповиной всезнанья друг о друге, о малейших взаимных душевных флюидах, о физическом состоянии, о сердцебиении, даже о мыслях.
Разлюбившие слепы и глухи друг к другу.
ПОЭЗИЯ БУДУЩЕГО
Хотелось бы подвигнуть читателей на подвиг путешествия в запущенное поэтическое зазеркалье. Пусть вначале перехватывает дух и кожу пронзят меленькие иголки. Так бывает от касания босиком речной безответной поверхности поздно вечером.
Не надо бояться первого, неизведанного и щекотного шага. Двумерную поэзию легче всего воспринимает двумерный разум, холодное изображение его "хранилища" мы часто видим в собственном зеркале. Поэтому невыразимо трудно преодолеть довольно высокий, коварно и больно бьющий по коленкам стереотипный барьер.
На пути в многомерность поэтических текстов - неисчислимые рифы, капканы и мели. Достаточно оглянуться на внутренний окрик - и все: перед нами - вновь озерная гладь невинного и столь же неприступного зеркала.
Внезапно на краткое, неуловимое время исчезла душа, испарилась тайна.
Попробуем собрать редкие, воистину бесценные самоцветы в намагниченных "горах" осуществленной поэтической практики. Будущее доверчиво глядит в наши глаза сквозь многоточье агатовых зрачков... * * *
САМОГОННЫЙ АППАРАТ В иерархии каждый стремится достичь своего уровня некомпетентности.
1
Смуглая Ночь, утрачивая таинственность темноты, неторопливо уходит с подрагивающей земли. Неуверенно топчется у подъезда родного железобетонного муравейника затемно озябший и ошалелый ото сна День. Медленно созревающее своим краем небо уступает дальние звездные места приподнимающемуся солнцу. Сырой городской асфальт с ненавистью готовится принять на свои сизые бока шлепки автомобильных шин и шарканье человеческих подошв, состарившихся от постоянной гонки.
Постепенно стало приходить в себя и машинально прихорашиваться разнокалиберное местное птичье. Сквозь заплеванные дождем стекла проступила еще нечеткая пульсация заспанной, ленивой жизни. Взревели машины и мусорщики. Но это была не древняя, растаявшая и безнадежно ожидаемая песнь радости бытия, а каждодневный гул человеческого океана и рокот городского "прибоя", прерываемый лишь на миг то мольбой о пощаде и помощи, то выдохом испуга, то предсмертным вскриком задавленной мотором жизни.
Стальной автомобильный прибой, откатываясь каждое утро, как бы обозначает Утес Доброй Надежды. Но напоминание это вскоре неумолимо и бесследно растворится во мраке грохочущих тоннелей метро, несущих трепещущие в ожидании ЧЕГО-ТО сердца в безысходность подневольного труда.
Мелькнет ошпаренный День. В преддверии быстро слепнущих сумерек приевшийся путь по перегонам подземных железных рек раз за разом повторится безотчетно. Утомленное многоглазье, насытясь дневной усталостью, постепенно замкнется слипающимися растворами век.
И щедрая Ночь "выколи глаз" примирит и усмирит всех. 2
Целый год сотрудники центрального экономического органа и контор рангом пониже пребывали в неопределенном состоянии. Их структуру невыносимо долго мусолили полудирективные органы, но похоже, никак не могли договориться, сколько служащих "резануть" беспощадным серпом: треть или целую половину. Наконец телевизионные волны слета народных избранников утихли, и за подслеповатыми чиновНИЧЬИМИ окнами установился мертвый штиль чуткого ожидания грозы и спасительного (щемящая неизвестность) ливня.
Разумеется, все эти напряженные дни здесь никто путем не трудился. Власти предпочитали заниматься постатейной разработкой миражевых бюджетов и бесконечным уточнением концепций собственного развития. А также отдаленными прогнозами туманной перспективы: на пятнадцать, тридцать и даже сто лет с соответствующим периодом полураспада - чем дальше, тем лучше. Людей грызла злая мука неопределенности.
Это было словно нарыв на измученной чиновной душе.
Многие бредили несбыточными садоводческими товариществами, дачными участками, греющими душу мечтами дожить свой трудовой век в своих загородных фазендах. 3
А тем временем, и даже раньше описываемых времен, скромной, но неразрывной цепочкой потянулись к жирным столичным синекурам провинциальные бонзы. Словно сельские держиморды в отставке - на жилье в соседний район. Новая энергичная метла стала вычищать ржавчину натужно-огромного аппарата. Этим веселым ребятам первым (нос по ветру) стало яснее ясного, что они оказались "уполномоченными".