Время шло, сменялись столетия и поколения. Имение росло, обустраивалось и расширялось. К главному дому пристроили зимний сад и террасу, по обе стороны возвели два флигеля. Посадили большой фруктовый сад, вырыли пруд, основали большой хозяйственный двор, конюшню, водонапорную башню и беседки. Прогресс двадцатого века пришел и сюда, и все бы хорошо, да грянула революция, и великим сельскохозяйственным планам последнего графа Четвертинского не суждено было сбыться.
А деревня Сиреневая Слобода все жила себе да разрасталась. Живописное место, близость трассы и реки, не позволили ей опустеть. Конечно, здесь давно ничего не напоминало о тех жалких домишках, в которых когда-то жили их предки. Асфальтированные широкие улицы и переулки, лавочки, колодцы и палисадники. Большие огороды и сады. Местное управление, магазин, школа и клуб. Чуть дальше новый дачный поселок, который облюбовала для себя районная элита. А из-за реки, на высоком берегу, как и прежде, как и несколько веков назад, темными пустыми окнами на Сиреневую Слободу смотрел усадебный дом.
На Всенощную ходили к реке. Вдоль берега здесь давно разрослись деревья и кустарники, а там, где старая плотина превращала речку в обычный ручеек, бывший усадебный парк и вовсе переходил в лес. Старая плотина, огороженная с обеих сторон балюстрадой, с давно облупившейся побелкой, поросшая мхом и лишайником, была перегорожена массивной цепью. Последние несколько лет имение и несколько гектаров земли, на которых оно располагалось, перешло в частную собственность, и, поговаривали, не кому-то, а самим Четвертинским.
Как и все в деревне, Юлька с подружками давно облюбовала для себя уеденное местечко на берегу. Правда, они предпочитали не уходить далеко от деревни. Все же они были всего лишь восемнадцатилетними девчонками и боялись забираться в глушь.
Подружки с первого раза развели костер, выпили по первой, разложив вкусности, которые готовили весь день, уселись около огня, опять наполнили рюмки и почувствовали себя на вершине блаженства. Юность и безмятежность, царившие в душе, позволяли самоуверенно утверждать — вся жизнь и весь мир сейчас перед ними. Вокруг них смыкалась бархатная теплая майская ночь, обволакивая сладким ароматом цветущих диких груш. В звездное небо от костра взлетал столп искр, а в полночь, спрятавшись среди молодой листвы, нарушая ночное безмолвие, волнующей трелью заливался соловей.
— Девчонки, как хорошо, а? — мечтательно протянула Наташка Семченко. — Вот бывает же так? Подумайте только, как же мало для счастья надо!
— Особенно когда выпивки осталось чуть-чуть, вся ночь впереди, а в поле зрения ни одного огонька! Класс! И где же наши пацаны? — возразила подружке Шурка Калинина. — Юля, а ты что замолчала? Уснула уже, что ли?
— Не-а! — пьяно хихикнула девушка в ответ. — Я вообще-то соловья слушаю! Девчонки, как поет, а? Так хочется чего-то такого чудесного, светлого и настоящего! — мечтательно добавила она.