65
Московское солнце в субботний день припустило вожжи, ослабляя морозы и напуская на землю мелкий снежок. Ветер стелился по асфальту, залетал в переулки, затмевал лица прохожим, снежной крошкой оседал на козырьках подъездов.
Марта собралась к Маше, подошла к двери и застыла как вкопанная. Связка ключей пропала. «Он наверное забрал ее ключи по ошибке, иначе какой смысл? Надо ему позвонить!» Она быстро набрала Трофиму Артемовичу. Звонок срывался. «Как же ей быть?» Открыв дверь, Марта обозрела безлюдную площадку, с решетчатым лифтом. Выйти она может, но зайти уже нет. Дверь захлопывалась, но обратно в квартиру без ключей не попадешь.
Паника овладела ею! Нужно постараться, дозвониться старику. Глаза рассеяно забегали по телефону. «Что же могло случиться, не берет трубку?» Лицо скукожилось, на висках проступили капельки пота. Волнение дробью замельтешило по телу. Она предупредила Машу, что не сможет к ней приехать, не вдаваясь в подробности. «У нее все отлично, старик объявится, вернет ей ключи и в следующую субботу она встретится с Машей», – успокоила она себя, подбодрив.
Дверь снова притянула ее. Приотворив щель, Марта высунула нос. Ни шарканье шагов, ни человеческого запаха. Скрывающийся, короткий день приобщился к мраку, заретушировав лестничную клетку, ступеньки. Воротив дверь назад, она закрыла ее на внутреннюю задвижку. Какой-то непостижимый ужас подчинил ее себе. На голове зашевелились волосы. «Ей нужны ключи!»
Весь вечер она безрезультатно набирала номер Трофима Артемовича, загоняя себя в угол. На часах девять вечера. Вспомнив, что последний раз поела в час дня, открыла холодильник. Из содержимого: – сыр, творог, масло, яблоко, куриная грудка. Овсяная каша быстрого приготовления, гречка, хлеб.
Съев яблоко, прошла в туалет, и тут наконец завибрировал телефон. «Трофим Артемович!» Радостная спасительная дрожь прибыла в руки, надеясь, что это – он. На дисплее светилось – «Маруся».
– Маруся, сейчас… сейчас, – вознамерилась она ответить, пожалев на секунду, что не сам владелец звонит. Ватные руки застопорились, отказываясь действовать и телефон, словно живой выскользнул, падая в унитаз. – Маруся!!! – вздрогнул ее голос, зажигая в глазах сдавленное оцепенение.
Вытащив стремительно телефон из воды, она понадеялась его просушить, положив на батарею, моля об этом… «Работай! Прошу работай!» – молила она глазами, глядя на бездушный телефон. «Ну если что, деньги у нее есть, сможет купит новый, надо лишь дождаться Артема Трофимовича».
На следующий день она установила: «осталась плюс и без телефона». «Ну ничего, придет Трофим Артемович на следующей неделе и все наладится…»
66
Влад три дня штурмовал Маруськину хату. Ночуя у матери, он приходил, стучался, вызывал жену на серьезный разговор. Алмаз, деря глотку лаял на него, защищая любимую хозяйку.
– Давай поговорим откровенно. Скажи, что тебя не устраивает? Я исправлюсь!
– Развожусь я с тобой! Меня все не устраивает! – отвечала ему Маруся, не сдаваясь. – Пиво каждый вечер и вечные поиски работы.
– А каком разводе ты мелишь? Кто натискал тебя? Где же я пью? Всего то одну бутылочку! Ну Марусечка, умоляя, впусти меня домой, буду тихо себя вести. Обещаю! – причитал Влад, пытаясь склонить к себе жену. Лицо взвихренное, опухшие глаза лихорадочно блестели.
– Нет, Влад. На этот раз я не поведусь на твои уговоры. Мне даже денег от тебя не надо. Ничего не надо!
– Как скажешь! Но, ты… ты, знаешь кто? – закипятился Влад, раздувая ноздри, задышав тяжело.
– Мне все равно кто я! Хоть всеми неприличными словами назови!
– Назову, если не откроешь дверь отцу своих детей!
– Не открою. Устройся на работу, приведи свою жизнь в порядок, – советовала ему жена.
Влад уходил и возвращался снова. До часу ночи распевал под окном песни и не давал им спать. Стучался в окна и бил по стенам лопатой. Маруся молилась про себя, дети все эти дни были ее поддержкой. В магазин не выходили, доедали что было. За место хлеба напекли на прокисшем молоке блины. Ели их с вареньем. Алмаз ел свое и подъедал за детьми. Выпущенная псина погулять на улицу, управившись мигом рвалась в тепло. И в этой идиллии, они испытывали какое-то затаенное счастье, дом успокаивал их благодушно, пронизывая своей родовой любовью.
На третий день, он заявился пьяный в стельку, одичалый и остервенелый. Кидался в окна мелкими камнями, обзывался на Марусю, нес бессмысленную чепуху и напевал военные песни.
– Что тебе надо, Маруся, всего то десять тысяч? – вопил он истошно, скаля зубы. – Что так мелко плаваешь? Проси больше, я владею всеми деньгами мира! Что же, ты думаешь я подлец? Не приношу в семью деньги? Да, я все для вас делаю! Все что ты просишь. Съезди туда, съезди сюда… Мне для вас ничегошеньки не жалко! – выдыхался он орать. Уходит и приходил на следующий день, проспавшись к утру, но уже пьяный к вечеру, штормовал Маруськину избу, терроризируя свою семью.