Каждый день она была наготове, дожидаясь пятницы, день его посещений, по их с коллекционером договоренности. Сохраняя самообладание, ей что-то подсказывало, что он не наведается в ближайшее время и, быть может, с ним приключилась беда… Мысль, о том, что он специально забрал ключи, она не рассматривала, хоть и мало его знала. «Ну уж, не такой он человек. Просто старый, рассеянный. Нечаянно и прихватил».
«Но она же, в любую минуту может выйти!» Мозг предупреждающе сигналил о об этом, если совсем станет невмоготу. «Одеться, взять документы, выйти, захлопнув дверь и навсегда покинуть эту квартиру». Все достаточно легко. А как же договор, который они заключили у самого нотариуса? За сохранность вещей, она несет полную ответственность. «Вот она и охраняет содержимое квартиры, как какая-то псина». «Даже если надумает уйти, то из всего этого богатства ей ничего не надо, с собой не прихватит». «А вдруг ее потом обвинят в пропаже какой-нибудь бесценной картины, у которой астрономическая цена и за которую она поплатится тюрьмой!» Она не знала, как поступить, а мозг болтал и нагнетал обстановку…
Подошла пятница и Марта прислушиваясь у порога, следила за временем. Десть утра, начало одиннадцатого; без пятнадцати одиннадцать. Начало двенадцатого. Час дня. Старик не объявился!
В депрессионном состоянии покатилась следующая неделя. «Скоро ведь Новый год! Что же она, глупая, не сообщила Машке свой адрес. Вдруг она спохватилась бы и сообразила подъехать к ней. Вдвоем они что-нибудь придумали. У Машки мобильный телефон есть».
Марта тревожилась и экономила еду, растягивала как могла… Силы покидали ее. Она перестала намывать полы и изредка протирала пыль. Не мылась и она сама. От плескавшейся воды в ванне, ей казалось, что кто-то зашел в квартиру и расхаживает по комнатам. Сердце стыло, настораживаясь. Никого… И чтобы не играть с воображением, и не сойти с ума, стала обходилась раковиной, обмывая отдельные части тела и лицо.
Лежа на кровати, в маленькой комнатке перебрала поток мыслей, сожалея о том, что рванула в Москву. Сколько пропущенных звонков от Дениса, а она ни разу не ответила. «Такая гордая! Прям, гадко!» С каким наслаждением она послушала бы его голос и поговорила с ним. Он точно знал бы что делать и на два счета вызволил ее отсюда.
68
Мороз смягчился, ложась на поверхность земную ровным, красивым снегом, который отблескивал и днем, и ночью. Засыпал Маруськины ямы, украшал деревья белой ватой, стирал прежние следы и тропинки.
Усопшему диагностировали смерть от обширного внутреннего кровоизлияния. Хрупкие сосуды, смерть моментальная. Врач толковый, опытный, по наставлению свекрови, после вскрытия констатировал ей, что умер покойный от инсульта до момента удара головой при падении в яму.
– Понимаете меня? – спросил он Агафью Алексеевну, доходчиво повторив причину смерти, установленную после вскрытия трупа, и глянув через круглые очки на заморозившуюся от горя женщину, увидел время, потраченное впустую.
– Ну как же так, ведь он упал! Его могли столкнуть! – затрагивала она больное, произнося сухим голосом, сгорбатив спину, ища правды. Чмокала вставными зубами, зависала возле рабочего стола доктора, мешая ему заполнять очередные документы.
– Инсульт, разрыв сосудов может произойти где угодно, и то, что с вашим сыном произошел инсульт около ямы, это просто совпадение! Надеюсь, вы исчерпывающе меня услышали, – заглядывал он в недоверчивые, горестно-допытывающие глаза старой женщины пепельного цвета, устав ей разъяснять.
– Здесь некого винить, смерть ненасильственная, кроме как годами неправильный образ жизни! – опережал ее врач, в белом халате, читая ее назойливые мысли. – Держите ваше заключение, всего вам хорошего! – отвернулся он от бестолковой женщины, напрасно ищущей виноватого в смерти сына.
Похоронами занималась свекровь, помогал ей ее родственник, крепкий мужичок, седовласый, коренастый, с которым Маруся встречалась однажды на своей свадьбе с Владом. Агафья Алексеевна с глазами красно-плакучими, впалыми, говорила со всеми еле слышно, шепча постоянно. На Марусю смотрела несдержанно – злобно, укорительно, не веря врачебному заключению. А рядом одна Яна, потому что, Аринка осталась смотреть за детьми.
Оборотившись домой под густо-темный вечер, их встретила старшая дочь. Глядя на убитую мать, она предложила ей выпить чаю. Беззаботная Янка, с восковым, безразличным лицом от чая отказалась. На кладбище она не ходила, отсиделась с пожилыми родственниками у бабушки в избе, подслушивая их разговоры. «Молодой какой был, в рассвете сил», – болтали они, «оборвалась жизнь скоропостижно», – «дети сиротками остались», произносили жалостно. Янка же, не придавая значения похоронам, думала лишь поскорее вернуться и завалиться с маминым телефоном в кровать, играть до умопомрачения. Не до потерь ей было, не до взрослых, да и отца она недолюбливала при жизни.