И еще - куда ей идти теперь?
Дома ждала пустая квартира с пыльной старой мебелью, еще более старый дребезжащий холодильник и долгие вечерние расчеты: как ей теперь прожить в одиночку. А никак. Ничего у нее пока не выходило с расчетами. Выходило все время одно и то же - в одиночку теперь просто никак не прожить.
Было страшно от этого. Мороз страха шел изнутри. Из головы - по всему телу. Накатывалась черная пустота и холод, от которого слабели руки и ноги. Ничего уже не сделать. Ничего не исправить. Никак не прожить.
На привычной дороге от остановки трамвая к дому в сумраке длинной вечно вонючей подворотни тесно возилась горячая плотная масса, пышущая острым потом. Так пахло иногда в холодных школьных коридорах перед экзаменами. Толпа перекатывалась поперек дороги и обратно, ударяясь о кирпичную стену гулкого коридора, рассыпалась на отдельные фигуры и снова сливалась в одно многорукое и многоногое чудовище.
Чудовище не молчало. Оно хрипело натужно, хэкало и гэкало, когда удар достигал цели, взвывало от злости и досады, когда - нет.
К стене вылетел после сильного удара, присев на корточки и держась за живот, какой-то знакомый на вид мужик. Сосед, вроде, сначала равнодушно и совершенно отстраненно подумала она, не узнавая с начала. Или просто так знакомый - одной дорогой, наверное, ходили и даже, может быть, здоровались при встрече по устоявшейся традиции.
И тут вдруг Машку прорвало. Она закричала, произнося визгливо, громко и старательно все те не раз слышанные слова и фразы, которые до того так долго копились в молчании. Она их кричала, одновременно дрожащими руками копаясь в скинутом с плеч рюкзачке.
- Суки вы, суки..., - всхлипывала Машка, потому что все слова как-то слишком быстро закончились, а других для такого случая она еще не знала.
Но тут ее руки все же раскопали на самом почему-то дне тяжелое и ребристое. Холодно и жирно клацнул металл.
Ба-бах! Ба-бах!
Гулкое эхо вынесло дерущихся из подворотни, как пулю выносят из ствола пороховые газы. Раз - и уже нет никого. Только топот вдалеке. Только запах кислый после выстрелов. Только тот, вроде как знакомый, зажался у стены, тяжело с хрипом дыша и отплевываясь кровью.
- Ну, суки же, гады позорные..., - она чуть не плакала.
Тряслись судорожно сжатые руки, не давая убрать пистолет, повисший вдоль тела продолжением тонких черных перчаток.
- Ага, точно. Сволочи они и есть. Гопота мелкопакостная. Тьфу, черт! - он откашлялся и опять сплюнул. - Спасибо, Маш. Ох, блин... Больно-то как... Помогла, можно сказать. Спасла даже, если по факту. Ты, это... Где пушку-то такую нашла?
***
Усталый немного сонный на вид милиционер с вислыми сивыми усами, как у портретов в официальных кабинетах, неторопливо проверил ее паспорт и равнодушно пропустил за свою спину, щелкнув замком тяжелой обитой блестящим металлом двери. На суровое военное время показывал засаленный бронежилет, накинутый на китель, и короткий автомат, висящий на животе. Автомат был тоже старый, местами потертый до белого металла. Такой же почти был в школе, помнила Машка. Его показывали на уроках и учили собирать и разбирать.
За дверью был длинный коридор и кабинеты слева и справа. Машка долго искала нужный ей номер двести три. А были все, начинающиеся на сто. Она два раза медленно прошла весь коридор, пропахший специфическим милицейским запахом - тяжелым табачным перегаром в смеси с бумажной пылью, чернилами и сапожной ваксой, пока на нее не обратили внимание:
- Вы, собственно, к кому, девушка?
- Мне в двести третий.
- Это там, на второй этаж - вот туда, по лестнице.
Там, куда показали, тоже была стандартная дверь с номерком - кто бы догадался, что не кабинет за дверью, а лестница наверх! На втором этаже все кабинеты начинались уже на двести. И двести третий был сразу справа.
- Заходите, - приглашающе мотнул от бумаг головой пожилой на вид, седой, но крепкий майор на ее осторожный стук. - Садитесь. Повестку вашу давайте... Сейчас подпишу.
- Я не по повестке.
- Да? А зачем вы тогда сюда пришли? - он уперся подбородком в кулак, с интересом осматривая Машку.
- Я по делу. Я же дочь...
- А-а-а, - хлопнул себя по лбу майор. - Мария Александрова? То есть, Александрофф теперь... Это я чуть не забыл, упустил почти... Паспорт ваш попрошу.
Из сейфа, стоящего за спиной, он ловко выудил толстую папку-скоросшиватель, раскрыл на заложенной цветным стикером странице, другой рукой покопался в столе, достал какой-то бланк и стал вписывать в него Машкины данные.
- Так. Проживаете постоянно по месту официальной регистрации?
- Да, где прописана. В паспорте вот...
- Это хорошо, это хорошо, - бурчал он себе под нос, заполняя мелким почерком казенную бумагу, постоянно сверяясь то с паспортом, то с какими-то бумагами в папке. - А то бывает у нас иногда, бывает...
- Что бывает? - машинально переспросила Машка.
- А? Да, так, разное у нас бывает. Самое разное и самое всякое... Ну, вот. Готово, практически.
Майор подышал на круглую печать, приложил ее внизу, рядом с собственной подписью, помахал заполненным бланком в воздухе. Из пачки на краю стола достал толстую амбарную книгу, ловко раскрыл на чистой странице, заполнил строку:
- Вот тут и тут вам надо расписаться. Сначала полностью фамилию, имя и отчество, потом подпись. Как в паспорте, такую же. И дату сами поставьте. Можно сегодняшнюю.
- А это что такое вообще? - машинально беря ручку, спросила она.
- Подписка в получении лицензии, естественно. А зачем же вы ко мне пришли?
- Ну, как - зачем? - Машка аж задохнулась. - Умер же человек. То есть, убит человек! Понимаете, да? Просто на улице всякими подонками, мразью всякой убит человек, забит насмерть! Моего отца - убили! А вы тут мне какие-то лицензии...
- А что мы тут? Вот, смотрите: дело ваше рассмотрено. Действительно, человек убит. Подтверждено экспертизами. На самоубийство не похоже, - хохотнул майор.
- Так вы еще и смеетесь, что ли?
- Это, извините, профессиональное у меня, не обращайте внимания. Нервы. В общем, следствие проведено, дело ваше официально закрыто. Убийство признано именно убийством, виновники все определены. Вот - лицензия, - он снова помахал в воздухе бумажным листком.
- Какая еще лицензия?
- Как это - какая? На месть, конечно. Вы имеете теперь полное право наказать убийцу. Вот - лицензия, - теперь слово "лицензия" он произнес с какой-то непонятной гордостью, выделяя голосом значимость момента. - Причем, обратите внимание, для вас, по итогам рассмотренного дела, лицензия эта совершенно бесплатна, как близкой родственнице убитого.
- Какая месть, кому месть, я уже ничего не понимаю..., - Машка помотала головой, разгоняя слежавшиеся тяжелые мысли. - То есть, вы сейчас вот что это такое мне сказали? Что дело закрыто? Я вас правильно поняла?
- Ну, конечно. Закрыто и передано в мой отдел, по назначению, то есть. А я, значит, по процедуре на его основе выписываю вам эту вот лицензию. Вот она, государственная. Получите, значит, и распишитесь. То есть, сначала распишитесь.
- Постойте, - она прижала ладони к щекам. - Вы тут смеетесь надо мной, что ли? Какая еще лицензия? Зачем? Это что... Это я что-то что ли должна теперь делать?
- Нет, не так. Вы, Мария...э-э-э... Маратовна, - он заглянул еще раз в документы, - Никому и ничего не должны, но теперь просто имеете полное право. Понимаете, пра-во? Право - оно выше всего. Вот вы теперь по закону имеете такое право найти убийцу и наказать его. Любым возможным способом. Но - соразмерно нанесенному ущербу. Так вот и написано в этой самой лицензии.
- Вы, что ли, смеетесь надо мной? Это вот я, значит, - искать теперь убийцу? То есть, убийц?