Но спустя минуту, Мири вернулась, ее горе испарилось, будто бы его и не было, и она была готова заняться чем-нибудь. Мистер Спок засадил ее за заточку карандашей, которых здесь, в древней лаборатории имелось множество. Она с радостью занялась делом – но тем не менее, ее глаза неотрывно следили за Кирком. И он старался ничем не выдать, что все время чувствует на себе этот взгляд.
– Капитан? Это Фаррел, с "Энтерпрайза". Мы готовы к обработке информации.
– Хорошо, сейчас начнем. Мистер Спок, что вам необходимо?
Мири протянула пригоршню карандашей.
– Этого достаточно?
– А? О, нам бы неплохо еще больше, если ты не возражаешь.
– О, нет, Джим, – ответила она. – Почему я должна возражать?
– Этот парень, – заметил Спок, раскладывая листы бумаги на столе, – составил свои записи в последние недели жизни – уже после начала катастрофы. Я отбросил самые последние записи, где он пишет, что процесс ухе далеко зашел в нем самом, и он слишком болен, и не уверен, что его не лихорадит. Тут я с ним согласен. Но вот эти, более ранние записи, показывают, сколько времени у нас осталось. Ясно, что конечная стадия, которую мы здесь наблюдали, однозначна. Мания убийства.
– И ничего, хотя бы намекающего на штамм вируса или его химический состав? – спросил Мак-Кой.
– Ничего, – ответил Спок. – Он считал, что кто-то другой пишет аналогичный доклад. Может быть, кто-то и занимался этим, но мы пока не нашли ничего подобного. А может быть, это была одна из первых его галлюцинаций. Это первая стадия сильной лихорадки… боль в суставах… затуманивание зрения. А затем все захватывает мания. Кстати, доктор Мак-Кой, вы были правы насчет спирохет, они вносят свой вклад. Это они создают манию, а не вирус. И в нашем случае все будет гораздо быстрее, потому что, в отличие от Мири, мы не несли в себе спящую болезнь так долго.
– А она? – тихо спросил Кирк.
– Необходимо свериться с компьютером. Но примерно могу предположить, что она переживет нас на пять-шесть недель – если только один из нас не убьет ее…
– А теперь хватит? – одновременно с этими словами спросила Мири, показывая большую кучу заточенных карандашей.
– Нет! – яростно заорал Кирк.
Уголки ее рта опустились и нижняя губа задрожала.
– Ну, ладно, Джим, – прошептала она. – Я не хотела тебя разозлить.
– Прости, Мири. Я разговаривал не с тобой. И я не сержусь.
Он снова повернулся к Споку.
– Ладно. Мы все еще не знаем, с чем боремся. Передавайте все данные Фаррелу, тогда хотя бы мы будем знать точное значение временного фактора. Проклятье! Если бы только получить этот вирус в руки, на корабле можно было бы создать вакцину за двадцать четыре часа. Но мы не знаем, с чего начать.
– А может быть есть с чего начать, – медленно произнес Мак-Кой. – Это, конечно, исключительно крепкий орешек, но мне кажется, это может сработать. Джим, ты же знаешь, как работает ум, если его хозяин постоянно сидит за столом. Если эта лаборатория похожа на любой другой правительственный проект, с которыми мне приходилось сталкиваться, здесь должны быть бланки заказов на все, что им могло потребоваться. Где-то здесь, в бухгалтерских архивах должны храниться копии этих заказов. Из них мы узнаем все о потреблении определенных реагентов на различных стадиях. И я, наверное, смогу заметить такие простые вещи, как среды для разведения культур, или что-то вроде этого – но нам придется проанализировать все, что хоть мало-мальски покажется важным. Во всяком случае, есть шанс, что анализ поможет реконструировать недостающее расписание.
– Очень изящная идея, – заметил мистер Спок. – Весь вопрос в том…
Его прервал зуммер передатчика Кирка.
– Кирк на связи.
– Фаррел – наземной группе. Расписание мистера Спока дает конечный срок через семь дней.
Долгое время не было слышно ни звука, кроме шуршания затачиваемых карандашей. Затем Спок спокойно произнес:
– Именно этот вопрос я и собирался задать. Несмотря на то, что я с большим уважением отношусь к схеме доктора Мак-Коя, несомненно, что на нее потребуется гораздо больше времени, чем у нас осталось.
– Необязательно, – возразил Мак-Кой. – Если спирохета действительно создает манию, мы могли бы подавить их антибиотиками и держать наше сознание ясным немного дольше…
Что-то ударилось об пол и разбилось. Кирк резко обернулся. Дженис Рэнд очищала несколько слайдов Мак-Коя в сосуде с хромовой кислотой. Едкий желтый состав разлился по всему полу. Часть его попала на ноги Дженис. Схватив кусок хлопчатобумажной ткани, Кирк бросился на колени, чтобы стереть жидкость.
– Нет, нет, – всхлипнула Дженис. – Ты не можешь мне помочь – ты не можешь мне помочь!
Спотыкаясь, она пробежала мимо Спока и Мак-Коя, и, все еще всхлипывая, выскочили из лаборатории. Кирк бросился вслед за ней.
– Оставайтесь здесь, – приказал он. – Продолжайте работать. Не теряйте ни минуты.
Он нашел Дженис в коридоре. Уткнувшись лицом в стену, она рыдала, содрогаясь всем телом. Кирк вновь стал протирать ее ноги, пытаясь не обращать внимания на покрывающие их, уродливые синие прыщи. Наконец, слезы иссякли, и спустя некоторое время она сказала:
– А там, на корабле, ты никогда не обращал внимании на мои ноги.
Кирк через силу усмехнулся.
– Тяжесть командирства, старшина: я обязан видеть только то, что указано в уставе… Вот так уже лучше, но все же еще надо помыть мылом и водой.
Он встал.
Она выглядела осунувшейся, но истерика уже прошла. Затем Дженис сказала:
– Капитан, я не хотела этого, правда, не хотела.
– Я знаю, – ответил Кирк. – Забудь об этом.
– Все это так глупо, так бесполезно… Сэр, знаете, я теперь могу думать только об одном. Я все понимаю, конечно, но продолжаю думать – ведь мне всего лишь двадцать четыре года, и я боюсь.
– Я ненамного старше вас. Но я тоже боюсь.
– Вы?
– Ну конечно. Я хочу превратиться в одно из этих существ ничуть не больше, чем вы. Я даже еще больше боюсь. Вы – моя команда. Я привел вас сюда. И я в ответе за всех вас.
– Вы не должны показывать этого, – прошептала она. – Вы никогда этого не показывали. Вы, казалось, всегда были храбрее, чем десятеро таких, как мы.
– Чепуха, – резко ответил он. – Только идиот не боится, когда есть чего бояться. Человек, не чувствующий страха, вовсе не храбрец. Это глупец. А храбрость состоит в том, чтобы идти вперед и бороться с опасностью, а не быть парализованным страхом. И особенно – не позволять себе паниковать из-за кого-то другого.
– Я поняла мораль, – ответила Дженис, стараясь выпрямиться. Но слезы вдруг снова тихо потекли по ее щекам. – Жаль, – продолжила она сдавленным голосом. – Когда мы вернемся назад, сэр, вам придется заменить меня старшиной, у которого глаза не все время на мокром месте.
– Ваша просьба о переводе не удовлетворена. – Он мягко обнял ее, и она попыталась улыбнуться ему. Неожиданно, какое-то движение заставило их обернуться ко входу в лабораторию.
Там стояла Мири, и, закусив кулачок, глядела на них. Глаза ее были широко раскрыты, и в них можно было прочесть неопределенную смесь эмоций – удивление, протест, даже ненависть. Впрочем, в последнем Кирк не был уверен. Только он собрался что-то сказать, как Мири резко развернулась и убежала. Он слышал удаляющийся звук ее шагов. Затем наступила тишина.
– Ну вот, неприятности никогда не приходят в одиночку, – устало вздохнул Кирк. – Нам бы лучше вернуться.