— Мои побратимы и их почётная свита, — с гордостью назвал Рауди. — Те, кто держит для себя, Сконда и всего Вертдома цитадель на семи вершинах, названную по этой причине Ас-Сентегир — Семь Зубцов Короны.
Один из всадников вступил вперед — юношески тонкая фигура, вечная молодость, тщательно выписанная на лице смуглой хной и смоляной басмой, — сказал без особой торжественности:
— Замечательно, что ты вернулся, Красноволк, и привёл испытанное пополнение. То говорю тебе, сыну утробы, я, Шахин ибн-Яхья, и подтверждает Хайсам ибн-Яхья, мой брат по крови и сын одного со мной семени. Приветствуем вас всех под стенами обители!
Далеко отсюда, будто с другого края земли, слышат горы и холмы, как говорит милому супругу юная гран-сэнья Марион:
— Поистине, ради одного моего желания закрутили мы в клубок метель и свили вервие из снежной пряжи. Великие дела и грозные свершения на пороге — и ведь сама я не знаю, как из малого вышло великое. Не ведаю, чем это великое обернётся: счастье или бедой. Или обоими вместе.
— То ты меня уговаривала и добавляла мне смелости и терпения, — отвечает супруге высокий сьёр Энгерран, перебирая в руке шелковистые, долгие пряди цвета смолы. — Теперь впору мне самому тебя успокаивать. И всё тем же: судьба не выбирает и не перебирает, она лишь приходит как некий торный или тернистый путь.
— Ты прав. Но ответь мне, если ты так уж мудр и философичен. Часто ли бывает, что добрые дела и верные поступки мостят собой дорогу к гибели и позору?
Авантюра четырнадцатая
«Шахта наоборот», — подумала Галина, едва за всадниками с плавным рокотом задвинулись высоченные створы. Можно было бы определить точнее — храм: готический с неординарными нервюрами или даже ренессансный со сквозным куполом, чьи привычные для туриста округлые формы имени Браманте плюс Микеланджело чуть сдавлены с боков. Но для готики рёбра слишком неравномерно расположены, необыкновенно мощны, для Высокого Возрождения слишком мало полёта: воздух придавливает к полу, а не возносит ввысь.
Ввысь вели боковые лестницы с широкими ступенями и низким ограждением, по две с каждой стороны, — а в их обрамлении висело точное подобие шахтёрской клети. Массивная дубовая решётка в крупную клетку, цепи, что улеглись на крышу покрытыми ржавчиной звеньями, засовы — внешние и внутренние. Такие вот у этого костёла нефы.
Все, кто прибыл и кто встречал, спешились. Верховых животных аккуратно затеснили в одну из клетей, которая тотчас ухнула вниз.
— Там в своде есть окна, люкарны, — успокаивающе сказал Армени. — И пологие скаты, чтобы выводить на перевал. И очень много места для тренировок.
То есть манеж для пробежек?
Пешим вежливо показали — занимайте другой лифт, пассажирский. С горящими факелами в решётчатых намордниках — явная защита от рудничного газа — и даже неким подобием откидных сидений на одной из стенок. Галина зашла в общей толпе не без опаски, но люди расположились там привольно и как-то надёжно. Засов заложили. Их с гулом и скрежетом поволокло кверху — мрак сменялся полосами тусклого свечения, тряский воздух ритмично мерцал, духота перемежалась с веяниями как бы свежего бриза — и через небольшое время рывком остановило. Рауди, который вошёл после всех прочих, отодвинул засов, распахнул дверь со словами:
— Как я понимаю, ваши нынешние апартаменты, братья.
Халиль отозвался через повязку:
— И казармы для новичков, какими вы, безусловно, являетесь. Кроме тебя, Волк. За пополнением нужен глаз, а самому пополнению — приятные условия жизни.
— Только не принимайте слова Хайсама за чистую монету, — добавил Шахин не без лукавства. — Мы люди простые, неприхотливые, хоть ныне и командуем. Нам бы только крышу над головой надёжную, а там хоть трава под ногами не расти.
Выйдя, он мигом сбросил плащ на руки обслуги — пажа или подмастерья лет от силы четырнадцати — и двинулся вперёд по широкому коридору. За ним последовали остальные, удивляясь ненавязчивому подобию тепла, которое поднималось от пола и вроде бы струилось изо всех щелей. Геотермальное, что ли, решила Галина. Пробурить узкую скважину можно и немудрёным снарядом типа треноги.
Недаром было сказано про один из таких замков, что сотворили его из каменного мяса на кирпичном скелете. Хоть и неверно: «мясом» была здесь неровно тёсанная плоть горы, скелетом — опоры, продолжающиеся на потолке выступающими дугами, выносы и арки, сложенные из чёрных базальтовых блоков. Внутренние контрфорсы с аркбутанами: можно и так выразиться, если ты склонен к парадоксам.
«Будто движешься по гортани доисторического существа, — подумала Галина. — Окаменевшего дракона-самца в пару той самке, что превратилась в гряду холмов. А перемычки — словно связки, которые… вибрируют от неслышного рёва».
— Не предавайся глупым мечтаниям, — вполголоса оборвала сама себя. — А вон те более низкие и круглые проходы, откуда веет сквознячком, тогда что? Трахеи, ведущие в грудную клетку, или глотки, которые открываются в зубастую пасть? Пахнет из них соответственно, скажем так. Жжёным пером, грибами, гнилью и как бы не сырым мясом.
— Трусишь, что ли, бану Алексийа? — Рауди подобрался сбоку, стиснул локоть. — На лице та-акое отражается! А вот Орихалхо — нет. Ни капли. Верно я говорю?
— Некогда мне болтать. Оберегаю, — кратко обрезала она.
— Напрасно.
— Что хотят, то и сотворят? Ты об этом?
— Да. Потому что вы суть в чину учимых и учителей себе требуете, как говаривал один ваш император. Все вы. Даже, можно сказать, я сам. Учение ведь штука непреходящая. Но от новичков и вообще требуется быть аки труп в руках обмывальщика. Не так ли, Хайсам?
— Это притча, — отозвался побратим.
— А ещё тут мы все — внутри одного масличного жома, — добавил Рауди.
«Ох, да тут ведь не видно, да, пожалуй, и нет шахтных крепей, — сообразила рутенка. — Чистой воды декорации, ну, слегка покрепче. Начнись настоящая подвижка слоёв — гору ничто не удержит. Сделанное по всем правилам и то, бывает, рушится».
Тут передние ряды процессии замерли, задние влепились в середину, а Халиль поднял руку, заставляя всех прислушаться.
— Сейчас мы с моим старшим покажем вам, где вы будете располагаться во время пребывания в Ас-Сентегире. Первый урок: нигде на стенах не будет нарисовано ни стрел, ни цифр, ни иных знаков. Однако в каждом ответвлении от центрального прохода стоит особенный запах. Вы это уже заметили, ручаюсь. Сами проходы — а их немало — слегка различаются цветом и опять-таки ароматами, но следить за этим вам пока рано. Есть тонкие различия в структуре стен, рисунке дверей и плит под ногами: учите их. Краткие названия всему, нужные для команд, вы узнаете потом.
А теперь отдыхайте до завтра: младшие ученики будут вас направлять повсюду.
Их разместили по двое — и отнюдь не в казарме. Арман Фрайбуржец вспоминал пышущие особого рода чистотой и комфортом комнатки, где было всё, кроме дневного света и шума: вместо них — «призраки былых звучаний и тихий отблеск масляных светильников», зажжённых днём от водяной линзы, располагавшейся напротив окна или просто щели, ведущей на волю. На деле внутри каморки находились очаг примерно такого вида, как у отшельников, широкий матрас вышиной почти до колена и довольно-таки жёсткий, несколько подушек, явно заменяющих сразу табуреты, стулья и кресла. Низкий столик диаметром метра в полтора, поддерживал кувшин с водой, стакан и тазик, рядом возвышался сундук — похоже, для книг и прочих личных мелочей. Светоч был в самом деле масляный, с довольно приятным на вид пламенем; для любителя были приготовлены витые свечи в высоких шандалах и щипцы для снятия нагара. Отхожее место было в самом деле отхожим, хотя имелась некая промежуточная посуда с плотной крышкой.
Куда больше обстановки Галину удивило заявление Орри:
— Милая моя. Пока ехали сюда — ты забыла, что это ссылка. Нас не разлучают, но… отнесись с пониманием к тому, что ты несвободна в желаниях. То не кара — необходимость. Иначе тебя, кстати, просто не обучить здешним искусствам. Разумеется, мы будем видеться, и даже часто, но спать и вкушать вечернюю трапезу ты будешь в одиночестве.