— Зачем они тогда, крепости и замки? — резонно ответила Барба. — Если пустые. Без того, чем можно гордиться и что надо оберегать.
— Разве эти слова относятся не к таким, как мы? — рассмеялась Олли.
Барба тоже улыбнулась:
— Не торопись в живые сокровища: их положено держать за крепкой дверью и высокими стенами.
А сестра уже нацелилась на ближайший доспех со шлемом в виде головы морского чудища:
— Серебряная инкрустация, золотая чеканка, а уж работа — сам рутенец Негроли бы позавидовал.
— А кто он такой?
— Великий талианский оружейник эпохи Ренессанса. Приспособился выгибать по форме драгоценную сталь, а не железо, как прежде. Полный доспех стоил годового дохода с целой провинции. Интересно, а удар хорошо держал? Говорят, вместе с рутенскими игрушками вертцы подхватили было и горячее оружие — такие смешные свинцовые шарики, которыми бросается порох. Мягкие и отравные. Вот я про них.
— Слушай, Олли, если тебе хочется, давай здесь мушкеты поищем. И аркебузы.
— И дуэльные пистолеты, чтобы как у древних рутенцев, — буркнула Олли. — Дурни: так ведь убиваться совсем неинтересно. Пиф-паф, ой-ой-ой, умирает Пушкин мой.
— Ф-ф, ну разве так можно о покойнике.
— Он сам мне это продекламировал. Сошёл со страницы сказок и доложился. Им там, в Чудесных Полях, не до земного пиетета.
На этих словах Олавирхо потянула кверху шлем, похожий на отверстую зубастую пасть, и подняла было, готовясь опустить на курчавую голову…
— Погодите, — раздался глуховатый, уютный бас.
Девушка так и застыла, держа шлем наподобие короны, находящейся в процессе миропомазания.
Из горловины излился некий мерцающий дымок, словно тот, кто спрятался внутри, закурил кальян или дорогую трубку. Почему дорогую, отчего у девушек сразу возникло ощущение уникальности происходящего, — они так до конца и не поняли.
Дымок, не достигнув потолочных нервюр, расширился, уплотнился и обрёл очертания коренастого мужчины, стоящего отдельно от лат.
— Только визжать не извольте, сэнии, — проговорил он. — Слух у меня весьма нежный.
— И не подумаем, — откликнулась Олавирхо. — Говорят, от громкого звука привидение рассеивается или улетает в неизвестном направлении.
— Я не привидение, — обиженно откликнулся мужчина. — Я родовой фантом.
— Как королевский прадедушка Хельмут Вестфольдец? — крайне вежливо спросила Барбара. — Тот, что был палачом, а потом казнился с помощью своего двуручного меча и нынче живёт по адресу «Елисейские Поля, дворец номер шестьдесят шесть»?
— Барба, погоди, не обрушивай всю свою учёность. Вот как раз его и напугаешь, — проговорила Олли. — Дорогой мэс, мы имеем в виду — в каком смысле вы принадлежите роду? Охраняете мальчиков? Ну, этих: Армина и Сенту?
Старик — теперь это было видно как днём — со смущением закашлялся и промолчал.
— Извини, мы не представились, — сказала Барба. — И обратились как к равному. Суть Барбара бинт Галина, младшая дочь, и Олавирхо бинт Галина, старшая. Обручённые невесты владельцев крепости.
— Торквес ван Фрайби, дворецкий замка Шарменуаз, по совместительству кастеллан замка Октомбер, — фантом поклонился, беззвучно шаркнул ножкой и сотворил галантное выражение лица.
— Так это ты должен был обустраивать наших нареченных в Октомбере? — спросила Олли. — И руководить выгрузкой приданого?
— Что вы! Отнюдь нет, — ответил он с возмущением. — Преемники давно избавили меня от тяжкой и бездуховной работы. Кстати, я давно слышу, как на тропе и в недрах замка ворочают некие глыбы, полагаясь не на крепость рук, но более того на крепость выражений.
— Ну а тогда каковы твои функции… прости, обязанности? — сказала Барба. — Если, конечно, ты не против нам поведать.
— Это мой долг, — сокрушённо вздохнул старик. — В некоей мере — искупление грехов. Всякий раз, едва спросят, излагать историю, древнюю, как мох на крутых стенах нашей твердыни.
— А мы спросили? — сказала Олли.
— Увы или к счастью, нет.
— Какой-то ты амбивалентный, дядюшка Торки. Ты не против, что мы тебя подсократили?
— Ничего, при жизни со мной бывало и не такое, — с лёгким унынием ответил старец.
— Тогда в знак нашего или твоего покаяния — мы готовы послушать твою повесть, — торжественно произнесла Барбара.
— Всегда готов есмь, — со вздохом ответил старец. — Так слушайте же!
Видно было, что эпос уже почти завладел его голосом и манерой исполнения текстов.