— А можно мне кусочек, а то очень давно не ел, — как можно более жалобно попросил я.
— Хм… — Дедушка Вим обернулся, глядя жалостливым взглядом, и сунул руку в мешок. От нетерпения я чуть не подпрыгивал.
Но моя радость была преждевременной, на свет появился не очередной бутерброд, а кубик контроля.
— Ты холоп, а у нас не принято, чтобы холопы первыми заговаривали со свободными.
Возражение «но я же нормально говорил с сержантом!» произнести не успел, меня скрутило в приступе дичайшей боли! Казалось, кто-то неведомый вытащил из тела все нервы и каждый из них обстукивал специальным молоточком. Даже кричать не получалось, только беспомощно выть.
— Очнулся? — Видимо, я на какое-то время и правда отключился. А голос-то какой у старика, весь просто пропитан сочувствием! Издевается? С трудом разлепив глаза, понимаю, нет, не издевается, а заботливо-заботливо вглядывается мне в лицо. — И то хорошо, что в себя пришел, а то уже почти приехали. Плохо было бы, если бы ты валялся без чувств. Неудобно бы перед Туком получилось. — И отхлебнув из бурдюка, поинтересовался: — Что, первый раз под ошейник попал? — Ха! Нашел дурака! Я теперь молчать буду как рыба об лед! Но не тут-то было. — Можешь ответить, разрешаю.
— Наверное, первый раз. — Не стоит забывать, что по легенде я лишен памяти. — Так как думаю, что такое бы не забыл.
— Ничего-ничего, привыкнешь. — От его заботы хотелось заскрежетать зубами, но, взяв себя в руки, сдержался. — Тем более ошейник, он для здоровья полезен. Не зря же его на коровах применяют, такое молоко после получается! — И Вим довольно причмокнул губами, вспоминая вкус.
— Я не корова! — Вот моя натура неугомонная.
— Ты этого, не огрызайся, холоп, не огрызайся. — Он подбросил кубик на ладони. — Злость — она до добра не доводит, — как маленькому ребенку объясняет, но лучше и правда заткнуться, а то как нажмет на кнопочку…
— Спасибо за науку, дедушка Вим. — Интересно, поймет, что я издеваюсь?
— Вот это правильно, слушай нас стариков, мы плохого не посоветуем! — И гордо приосанившись, хлестнул кобылу прутом. Н-да-а, как слону дробина мой сарказм, а может, и к лучшему, что он ничего не понял.
Пока я лежал в отключке, лес остался позади, и дорога, по которой катилась наша телега, уже рассекала огромные поля подсолнухов. Живописная сельская идиллия, если абстрагироваться от ситуации, в которой очутился я. Но этого как раз и не получалось. Я с завистью смотрел на огромные корзины цветов, которые украшали высоченные двухметровые стебли. Хорошо им, расти себе, «голову» солнцу подставляй, и никто ошейник не наденет. «Н-да-а-а, докатился, уже подсолнухам завидую!»
С огромным трудом запряженная в повозку лошадь втащила нас на небольшой холм. Ого! Не дальше чем в полукилометре дорога упиралась в двухэтажный особняк. Массивная постройка из бревен толщиной не меньше чем вполобхвата, с крышей, покрытой каким-то красноватым металлом. Окна блестели на солнце, раскрытые ставни раскрашены в сине-оранжевые узоры. К дому пристроились несколько построек поменьше, очень напоминающие сараи. Только вот людей не было видно, хоть входная дверь и была открыта нараспашку, а из кирпичной трубы шел легкий дымок.
— У Тука хорошее, крепкое хозяйство. — Прервав свои песнопения, водитель кобылы разоткровенничался. — Смотри, сколько полей распахано! И вон там за опушкой, — вялый взмах рукой в неопределенном направлении, — отменное стадо коровок пасется. А вот из того сада, — в этот раз целеуказание у старика получилось лучше, — такие яблочки! — И жадно отхлебнул бражки. — Такой сидр из них Тук гонит. Э-э-эх, не то что это пойло! Молодец Лим, не забывает брата, вот холопа ему справил. — И словно вспомнив, что рассказывает это не кому-то, а мне: — Тебя то есть. Молодец! — Я-то как раз никакой благодарности к сержанту не испытывал, ну, кроме того, что он вырвал меня из рук Бима.
Тихо поскрипывая колесами, подвода медленно вкатилась во двор фермерского хозяйства. Во двор моего будущего хозяина. Надо себя правильно настроить, иначе опять взбрыкну, и будут бо-о-ольшие и очень болезненные неприятности.
— Так! Как тебя там… — Но через несколько секунд поняв, что не может вспомнить, как же меня зовут: — В общем, ты это, холоп. Седай, где сидишь, с телеги ни ногой! Уяснил?
— Как скажете, дедушка Вим.
«Вот пакость», а мое подобострастие почти не наиграно, неужели я уже сломался?
Кивнув каким-то своим мыслям, старик извозчик, постучав в приоткрытую дверь, зашел в дом.