Юэль пыталась представить, где сейчас Рэн, чем занят? И радость ее пошла на убыль. Неужели капитан внял предостережению и улетел с Фригии? Если так, они долго не увидятся… «А Лэтэ? Наверное, она уже знает, что натворила, капитан с Соэлом ей рассказали». Юэль гадала, рискнет ли сестра дождаться ее на Фригии?
Затем мысли девушки обратились к Ильтсу. Что он станет делать, не добившись нэтийского гражданства? Вернется служить на Златку, будет ждать нового случая отличиться? Юэль почему-то в это не верилось. И снова перед ее мысленным взором замелькали опаленные горы и курящиеся пески Флорентины.
Девушка невольно покачала головой. Нет, на Флорентине Ильтсу не выжить. Слишком много лет провел он вдали от родной планеты, отвык бороться.
«А Ойма?.. Что с ней будет? Никогда не родит детей, останется пасти крылатых быков, пока не погибнет?»
Двигатели выключились, на секунду наступила невесомость. Затем Юэль почувствовала, что возвратилась нормальная сила тяжести. Катер мягко снижался – включились антигравитаторы.
Секунды казались часами. Наконец она ощутила легкий толчок, и все замерло. «Прибыли».
Юэль осмелилась приоткрыть глаза и снова крепко зажмурилась. Сияние снегов ослепило, перед глазами вращались огненные круги. Но в центре огненных пятен маячила черная точка – на фоне белых снегов темнел силуэт «Неуловимой».
…Ильтс медленно очнулся от сна. Он намеренно оглушил себя снотворным, понимая, что должен набраться сил. Но, кроме того, он не хотел слышать мучительный зов родной планеты. Он не желал, чтобы прошлое вторгалось в его мысли и вызывало неизбывную тоску. Четырнадцать лет назад он сделал выбор и ни о чем не жалел. Но в последние дни воспоминания о Флорентине не давали покоя. Ильтс старался думать о реках Успешной, представлял солнечные блики на воде, золотые отсветы, ложившиеся на песчаное дно; но каждую ночь видел во сне зубчатый край Тусклой горы и Пастушью долину. И каждую ночь его преследовал голос Оймы.
Лишь однажды ему приснился другой сон, нелепый и странный, а потому тревожный. Он увидел Фригию – снежные равнины, комочки снега на длинной черно-зеленой хвое. Белокурая женщина стряхнула снег с пышной ветви, обернулась. Ильтс тотчас ее узнал. «Она опознала Соэла! Надо задержать ее, допросить. Пусть укажет путь к беглецу!»
Он устремился к ней, а блондинка побежала прочь. Неслась по сверкающим снегам, не оставляя следов. Он беспомощно бултыхался и тонул в сугробах, но не желал сдаваться. Неожиданно он оказался у своего корабля. Блондинка вскочила в открытый люк, и он поспешил за ней. На мгновение она оказалась рядом, но опять вывернулась из рук. И тогда он одним щелчком кнопки отключил тяготение. Ждал: блондинка станет беспомощной, как тряпичная кукла. Она оторвалась от пола и медленно поплыла вверх. Ильтс метнулся к ней точно рассчитанным броском: «Не уйдешь!» Знал: его пальцы сомкнутся на ее запястьях.
Женщина откачнулась в сторону. Он ударился о стену, развернулся – еще не веря себе: он не мог промахнуться. Но блондинка ускользнула. Она не рвалась, не барахталась, не совершала резких движений. Просто – чуть отклонилась. И его пальцы схватили воздух. Легкий шарф задел его волосы, женщина парила в воздухе – близко, а не достать.
Он примерился и кинулся вперед. Она взлетела вверх – опередив на миг. Теплое дыхание коснулось его щеки. Женщина проплыла мимо – рядом, а не дотянуться. Он вновь попытался ее поймать, и вновь напрасно. Бросок следовал за броском, Ильтс впустую выбивался из сил. Блондинка кружилась в воздухе, будто его и не замечала.
Сон оставил тошнотворное чувство собственной беспомощности. Нет, хуже – родилось предчувствие неудачи.
Он знал, что одолеет сомнения и страхи, нужно только успокоиться и отдохнуть, поэтому принял снотворное, сулившее «беспробудный сон без сновидений». И теперь с трудом выныривал из беспамятства. Но, сквозь тяжелую дремоту, он ощущал вспышку острого беспокойства. Тревога. Да, его разбудила именно тревога.
Судя по тому, как долго он приходил в себя, действие снотворного еще не кончилось. Ильтс разлепил веки. Перед глазами все расплывалось, цифры на часах раскачивались и дрожали. С невероятным усилием он поднял руку и отер слезящиеся глаза. «Четыре утра по бортовому времени». Беспокойство возросло. Ему следовало проспать еще два часа, а потом бортовой компьютер включил бы систему пробуждения (усиленная подача кислорода, тонизирующий газ, музыка). Он не должен был выкарабкиваться из сна, как из пропасти.
Что же его разбудило?
Ильтс опустил веки, пытаясь вызвать в памяти ощущение, заставившее его проснуться. И тут же широко открыл глаза.