Два молодых даоса некоторое время наблюдали за уходящими Шэнь Цяо и Бянь Яньмэем. Юнь Чан внезапно заговорил:
– Шисюн, мы должны были подняться на гору с Шэнь-шишу прямо сейчас! В прошлый раз, при разговоре с учителем, было очевидно, что он сожалеет, что не смог защитить Шэнь-шишу. Если бы наш старец увидел, как мы боимся и стоим в стороне, думаю, он бы не остался доволен этим.
– Старейшина Лю так сильно хочет быть чжанцзяо; я боюсь, что он не так легко уступит эту должность Шэнь-шишу. Ты уверен, что Шэнь-шишу достигнет результата, как только поднимется на гору? Если мы последуем за ним сейчас, люди могут неправильно понять и предположить, что мы на стороне Шэнь-шишу. Не вовлечем ли мы этими действиями своего учителя в неприятности?
Голова Юнь Чана уныло опустилась.
– Оу... Просто я чувствую, что мы вели себя не совсем правильно.
В конце концов, Лэ Ань не мог вынести разочарования своего шиди:
– Почему бы нам не последовать за ними тайно?
– Хорошо!
С другой стороны, когда Шэнь Цяо и Бянь Яньмэй поднимались на гору, их заметили ученики, стоявшие на страже. У всех них были такие же выражения лиц, как у Лэ Аня и Юнь Чана, – то же недоверие, будто они увидели призрака средь бела дня. Все они были потрясены, их лица были полны ужаса и страха. Большинство из них могли только смотреть, как Шэнь Цяо и его спутник поднимаются в гору, они были слишком напуганы, чтобы остановить его. Тем не менее, все еще была небольшая группа людей, которая преградила путь Шэнь Цяо. Один из этих людей сказал чрезвычайно грубо:
– Будучи изгнанным учеником горы Сюаньду, как ты смеешь безрассудно врываться?!
Шэнь Цяо узнал его. Казалось, он был одним из учеников старейшины Лю Юэ.
– Лоу Лян, как получилось, что ты все еще охраняешь гору после стольких лет?
Хотя это предложение было произнесено теплым и мягким тоном, однако его слова сразу же ударили по больному месту другого человека. Лицо Лоу Ляна покраснело, и было неясно, случилось ли это от стыда или гнева.
– Ты, ты... Шэнь Цяо, ты наглый бродяга! В настоящее время для тебя больше нет места на горе Сюаньду!
Шэнь Цяо слегка улыбнулся.
– Ты прав. Идти в гору подобным образом было бы несколько опрометчиво с моей стороны. Как бы то ни было, нам понадобится проводник, который приведет нас туда, и я думаю, что ты вполне подходишь для этой задачи.
Сказав это, он протянул руку и положил ее на плечо Лоу Ляна.
Лоу Лян видел, что скорость Шэнь Цяо была не особенно быстрой, и он также не провернул никаких причудливых трюков; тем не менее, у него не было достаточно времени, чтобы успеть среагировать, прежде чем он обнаружил, что его сдерживают и контролируют. Он почувствовал острую боль в плече. Лоу Лян пытался бороться, но не смог освободиться, его лицо немедленно изменило цвет от гнева.
С тех пор, как гора Сюаньду вновь открыла свои ворота, слухи доходили до них гораздо быстрее, чем раньше. Новости о действиях Шэнь Цяо снаружи иногда достигали ушей учеников, но это не могло сравниться с реальной встречей с ним лично. Возможно, они слышали сотни рассказов о том, насколько силен Шэнь Цяо, но все равно увидеть это собственными глазами совсем другое дело.
Лоу Лян не был дураком. Он сразу понял, что является плотом*, поэтому он поспешно сдался и смягчил свое отношение.
– Шэнь-шишу, пожалуйста, пощади мою жизнь. Этот ученик действует только по приказу. Нам запрещено кого-либо пропускать на гору. Я не собирался проявлять неуважение к шишу!
*Имеется в виду, что Лоу Лян понял, что Шэнь Цяо собирается его использовать для того, чтобы проникнуть на гору. То есть, Лоу Лян что-то наподобие плота между подножием горы Сюаньду и воротами в секту.
Бровь Шэнь Цяо дернулась.
– Людям запрещено подниматься на гору? Там что-то случилось?
Лоу Лян поделился всем, что знал, не смея ничего скрывать.
– Да. Старейшины в настоящее время собираются на вершине горы, для обсуждения подходящих кандидатов на должность чжанцзяо.
– Все старейшины собрались?
– Только старейшина Кун отсутствует, так как он находится в уединении.
Старейшина Кун, о котором он говорил, был учителем Лэ Аня и Юнь Чана.
С таким робким учителем, неудивительно, что его ученики были такими же. Хотя Бянь Яньмэй бесстрастно и молча слушал все это, он ощущал некоторое презрение в своем сердце.
Шэнь Цяо подумал: «Несколько поколений, которые прошли на горе Сюаньду в изоляции, наконец-то принесли свои плоды, причем последствия всплыли на поверхность воды одно за другим. Точно так же, как двери секты были запечатаны в течение длительного времени, сердца ее людей стали такими же закрытыми. Есть те, кто обладают безудержными амбициями, как Юй Ай, и, естественно, есть такие люди, как старейшина Кун, мужество которых, как гора, было запечатано. Из-за чего они начали бояться любого спора – настолько, что предпочитали держаться подальше от неприятностей и заботиться только о самосохранении».
– Тогда я прибыл как раз вовремя. Мне следует подняться и послушать все самому.
– Я поведу туда шишу! – поспешно сказал Лоу Лян.
Конечно, он понимал, что даже если он не хочет сопровождать Шэнь Цяо, он ничего не мог с этим поделать. Эта тонкая, белоснежная рука продолжала сжимать его плечо, как тиски. Лоу Лян испытывал сильную боль, но не осмеливался выказывать ни малейших признаков несогласия, его шаги ускорились. Он также был хорошо осведомлен о своем положении, и по пути начал рассказывать Шэнь Цяо о ситуации в секте.
Когда остальные увидели, что Лоу Лян находится в плачевном состоянии поражения, они больше не осмеливались выйти вперед и преградить им путь. Один за другим они все расступились по обе стороны дороги, когда Шэнь Цяо и его спутники продолжили подниматься на гору.
Это было не из-за того, что они были запуганы или лишены дара речи боевым мастерством Шэнь Цяо. Тогда, когда Шэнь Цяо все еще был чжанцзяо, он хорошо относился ко всем ученикам секты и был рассудителен и беспристрастен в назначении как наград, так и наказаний. Он также не пытался выделяться среди других; поэтому многие ученики уважали и высоко смотрели на него. Однако после битвы на Пике Полушага Юй Ай объединил силы с различными старейшинами, чтобы силой взять на себя руководство сектой. Этот акт удивил многих людей и оставил их неспособными должным образом отреагировать вовремя. Многие ученики, возможно, были слишком напуганы, чтобы предпринять какие-либо действия, которые могли бы привести к тому, что они оскорбят своих старших, но в глубине души у них были разные чувства по этому поводу. Но теперь, увидев возвращение Шэнь Цяо, взгляды многих отражали радость.
Лоу Лян обратил внимание на эти взгляды и внутренне сделал свою собственную оценку ситуации. Он тихо обратился к Шэнь Цяо:
– Шэнь-шишу, этот ученик знает, что твои намерения вернуться, несомненно, состоят в том, чтобы искать справедливости. Мой учитель всегда был верен и предан горе Сюаньду. Просто он был недоволен старейшиной Тань: несмотря на заурядные способности, старейшина Тань пытался занять место чжанцзяо, поэтому мой учитель решительно воспротивился этому. Этот ученик осмелился и просит вас проявить снисхождение и пощадить его учителя? Пожалуйста, не вините его.
Хотя этот человек импульсивен и безрассуден, у него все еще есть немного совести. Шэнь Цяо слегка улыбнулся и спросил:
– А что, если я буду настаивать на том, чтобы доставить ему некоторые проблемы?1
Лоу Лян потерял дар речи. Он был на горе Сюаньду в течение стольких лет, но оставался простым учеником. Это было не только из-за его посредственных способностей – его учитель Лю Юэ имел склонность судить о людях исключительно по их внешнему виду, что всегда приводило к тому, что он отвергал тех, кто недостаточно хорош собой. Внешность Лоу Ляна была вполне обычной, поэтому ему, естественно, не очень везло. Однако, поскольку он уже был названным учеником Лю Юэ, он не мог стать учеником другого старейшины. Излишне говорить, что Лоу Лян был чрезвычайно обескуражен этим. Затем он подумал, что теперь, когда он сказал эти слова, он может, по крайней мере, считать, что он выполнил свои обязанности перед учителем. В конце концов, он не сможет контролировать действия Шэнь-шишу.