— Что случилась, — испуганно спросила девушка, и, кинувшись к Мириане, опустилась на кровать, обнимая королеву за плечи. — Неужели, все было так плохо?
Всхлипнув, Мириана кивнула. Она повернула к служанке заплаканное лицо, и та с ужасом увидела запекшуюся кровь на лбу девушки. Сун Ли испуганно вскрикнула, прижав руки ко рту.
— Что произошло? — с ужасом спросила она.
— Я очень старалась стать хорошей женой, — сквозь слезы сказала Мириана, — Но было так больно и страшно, что я попыталась вырваться, я хотела все это прекратить. Просто, чтобы он дал мне время.
Проявление непокорности привело мужа в ярость, он попытался подчинить девушку себе, что вызвало лишь новую попытку сопротивления. Мириана вырвалась, вскочила с кровати, но он догнал ее, повалил на пол и несколько раз ударил головой о ножку кровати, собственно поступил так же, как привык действовать во время военных набегов, ничего нового. Мириана же почувствовала, как все потемнело, и на миг она потеряла способность что-либо понимать. Дальнейшее она помнила слабо, чувствуя лишь боль, ужас и глубокое унижение.
— Как мне жить дальше, Сун Ли? — тихо спросила королева. — Как я могу быть с ним, после того, что случилось?
— Ничего, госпожа, — ободряюще произнесла Сун Ли. — Все будет хорошо. Говорят, первые ночи бывают сложными. Потом будет проще. К тому же, когда появится наследник, все изменится, уж вы мне поверьте! Сейчас я принесу воды и промоем рану. Все будет хорошо!
Сун Ли заставила Мириану одеться и позавтракать, постаралась волосами прикрыть рану на лбу, после чего королева, преодолевая слабость, отправилась гулять по дворцовому саду в компании Каолама. Они шли мимо каменных скульптур, окружавших бесчисленные прозрачные прудики, с проложенными через них деревянными изогнутыми мостиками, вдоль крошечных разноцветных деревьев, каждое из которых едва доходило Мириане до колена, вдоль витиевато подстриженных, покрытых бутонами низкорослых вечнозеленых кустов, и старый Каолам умолял ее быть покорной и терпеливой.
— Я знаю, что лучше умереть, чем стать женой такого человека, как Лай Вуонг, — говорил Каолам. — Но ты должна терпеть, моя госпожа. Если ты решишь умереть, если поступишь как королева Марина — династия прервется. И тогда страшно подумать, что станет с Туангом! Такого не было никогда прежде! Во имя жизни и благополучия твоих подданных ты должна терпеть!
— Почему я должна терпеть ради них, ведь они не защитили меня от Лай Вуонга?
— Как они могут защитить тебя? Жители Туанга забиты и бесправны. Они боятся даже собственной тени. Ищейки короля уже рыщут по деревням и городам, чтобы бросить в тюрьму непокорных. Эта участь может постигнуть и тебя. Поэтому, умоляю, Мириана, смирись и будь терпелива. Возможно, вам удастся поладить. По крайней мере, ты должна хотя бы родить наследника.
— Хорошо, я постараюсь, — вздохнула молодая королева. — Но это будет так непросто! Теперь я очень сильно боюсь его. И у меня так болит голова!
Однако Сун Ли и Каолам оказались правы: Лай Вуонг сам испугался, что убьет жену прежде, чем та родит наследника, а еще хуже — что она потеряет ребенка по его вине, что считалось в Городе птиц дурным предзнаменованием, и потому стал относиться к ней куда бережнее, чем раньше. Он больше не поднимал на нее руку, старался быть вежливым и даже приветливым, хотя всегда казался холодным и отстраненным. Но Мириана радовалась уже этому, она постаралась простить мужа, улыбаться и ни в чем не противоречить. На любую его фразу она отвечала теперь только «Да, мой король» и ни слова больше, опасаясь снова его разозлить. Они оба ждали, когда же молодая королева почувствует первые признаки скорого появления наследника — но пока их надежды не сбывались. Как и Марина до нее, Мириана не получила благословения богов родить сына.
Лишенный возможности срывать свой гнев на жене, Лай Вуонг с особой яростью принялся наказывать провинившихся крестьян Туанга, причем доказательства осужденного ему не требовалось. Сотни и тысячи людей были брошены в тюрьмы, а тюрьмы, сооруженные Лай Воунгом, были страшны: высеченные прямо в голой скале крошечные клетки, где человек не мог подняться в полный рост, днем раскалялись от жаркого солнца, а ночью покрывались льдом, настолько в них было холодно. Заключенным не давали даже одеяло, и, лишь с утра рука охранника протягивала в узкую щель кусок хлеба и миску с водой. Несчастные мечтали умереть, сходили с ума и лишь только поднимали решетку, с готовностью бросались вниз, прямо на острые скалы, разбиваясь насмерть.