— Ты его у кого-то одолжил, но этот человек об этом не знает, да?
— Нет, Мирка. Мотороллер, как это ни странно, мой. Я купил его, но…
Мяч у детей откатился прямо к нашей скамейке, он был красный, и мне стало очень грустно, что мы с Михалом не можем играть в мяч, а должны говорить обо всех этих гадостях.
— Мирка, за мотороллер я заплачу, факт, я за него маме заплачу, как только начну по-настоящему зарабатывать…
— Как это так — маме? — Я была похожа на обвинителя, но совсем не гордилась этим. — Почему ты за него будешь платить маме?
— Знаешь, Мирка, папа купил бы мне его обязательно, факт. Мы копили на него вместе. Но папы нет, он мне его купить не может, так я купил его себе сам.
— Из тех денег, которые вы с папой накопили?
— Понимаешь, Мирка, это не совсем так… это не были папины деньги, но они, конечно, были его. Знаешь, как бы тебе это объяснить… Мама на них не рассчитывала, честное слово, не рассчитывала. Я был дома совсем один, когда их принесли с фабрики товарищи отца. Так я подумал, что папа бы ничего против не имел, поскольку это на мотороллер, а у мамы я их одолжил, но не все, нет…
— Господи Иисусе!
Меня охватил такой черный страх, что я бы с удовольствием взяла Михала за руку и увела его прочь отсюда. Я бы сказала: «Миша, убежим, здесь так ужасно, я боюсь оставаться здесь». Потом я слышала, как шепчу:
— Миша, ты говоришь это мне назло, чтобы я заревела… Это неправда, скажи, что это неправда!..
Михал посмотрел мне в глаза, но я отвернулась. Я не могла на него смотреть, раз он мог совершить такое.
— Что ты наделал, что ты наделал! — кричала я, и мне было безразлично, что на нас оглядываются люди.
— Мирка, я прошу тебя, не кричи! Я верну эти деньги маме… Ты не можешь себе представить, как мне хотелось иметь такой мотоцикл, до обалдения, я останавливался возле каждого и представлял себе, что это мой, что я несусь на нем по шоссе. Папа мне хотел его купить, а я его…
Это было уж слишком!
Он, видите ли, страшно его хотел! Если бы каждый из нас просто брал то, о чем он мечтает, это было бы здорово! Я вот тоже мечтаю о многом, а что толку? Я мечтала о дружбе, и что же?..
— Мирка, ты не думай, что это было легко…
Я не знаю, что он хотел сказать, — наверное, нелегко было быть около мамы и знать, что ты обворовал ее… ну да, обворовал! Я заплакала и побежала прочь. Михал догнал меня. Мы стояли перед высоким костелом, его башни давили на нас всей своей каменной тяжестью. Михал шел рядом со мной и говорил. Сначала тихо и печально… А на меня напала такая тоска, еще больше, чем в тот раз, когда мама сожгла моего самого любимого медвежонка. Я не знала, что сказать Михалу, потому что у меня в голове все время шумело: Миша сделал ужасную вещь! Я испугалась и за их поездку. Внезапно мне пришло в голову, что это может плохо кончиться. Я уже видела их, как они лежат где-то на шоссе, машина разбита вдребезги, всюду стекло и кровь… И снова я видела маму Михала, в тот первый день, когда они к нам пришли. Вот она сидит, вся в черном, печальная, убитая горем женщина из другого мира. Я ничего подобного не могла бы сделать.
— Мирка, честное слово, я это все маме верну, как только начну зарабатывать..!
— Нет, Михал, — сказала я ему, — ты скажешь ей об этом сейчас, мотороллер продашь, все деньги ей вернешь… Миша, как ты только мог?!
Голова у меня болела, я ощущала ее, словно огромный железный глобус: все реки мира на глобусе были живые, они текли и шумели у меня в голове.
Но в Михала словно бес вселился, и он снова начал кричать:
— Так иди, иди, ты, примерная девочка! Расскажи все маме, скажи ей, что я вор, ну, скажи! Предаешь друзей!.. — Он вскочил в какой-то трамвай.
…У нас дома, к счастью, никого не было. Я написала маме записку, что иду с нашей группой в кино. Я обманула ее, но мне нужно было успокоиться. Мне не хотелось ничего объяснять. Да и что я могла сказать маме?
Я сидела на разбитой панели за домом. Видела окно нашей кухни, как там мама ходит, и радио услышала, и как кричат наши мальчишки: Зденек с Пепиком вечно спорят. Потом в окне показался папа; он посмотрел на небо, проверил, хорошая ли погода будет в воскресенье. Звезды сияли ярко — значит, в воскресенье будет погода как по заказу. Хорошо бы, пошел дождь, ливень, чтобы эти ненормальные ребята остались дома.
Что я должна делать? Что же мне делать?..»
Я БЫ С УДОВОЛЬСТВИЕМ НА ВСЕ ЭТО ПЛЮНУЛ
«Я бы с удовольствием на все это плюнул, — сказал себе Мак с отвращением, когда ехал в трамвае с работы. — На все! На ребят, на нашу поездку, на машину и на свой проклятый мотороллер! Факт, и на свой мотороллер. Зачем мне это нужно?.. Что я им — извозчик? Если бы поехала Мирка, тогда другое дело, но Мирка не поедет, она разозлилась… А что, если мы попадем в аварию? Или нас задержит милиция… О Господи, этого еще не хватало! Лучше бы на все плюнуть. Поезжайте сами… Но только ребята скажут: а кто первый это предложил? Кто хвастался, что умеет водить машину? Кто уговаривал: «Ребята, поедем, это будет здорово, девчонки рты разинут…»? И снова меня понесло, снова я начал фантазировать. Вот было бы здорово оказаться за рулем… Мотор спокойно урчит, как пишут в книгах. Восемьдесят… сто… Конечно, я поеду на ста: если ехать, так только так. Да и за рулем я не новичок. Нет, я свое дело знаю. По Карловарскому шоссе — это я вам скажу, господа, дорожка! А какое наслаждение!.. Надену перчатки. Ведь всем известно, что за рулем сидят в замшевых. Локоть выставлен из окна — и гони! А в Подборжанах? Вот где будет сенсация! Девчонки, посмотрите, ведь это Михал Барта! Известно, что это Мак. О люди, Мак приехал на авто! И как чешет! Ну и молодчик этот Мак!..»