Удовольствие от жизни с Миркой заключено в том, что он почти всегда готов поддержать мои идеи. Ему нравится, когда я сажусь поиграть в компьютер, и он с таким же удовольствием лежит рядом, когда я смотрю телевизор. Раньше он охотно ездил со мной на санках, а сейчас с не меньшим интересом становится на самый край скейтборда. Да если бы так стал сам Тони Хоук, он бы все равно рухнул с него! Но Мирка стоит, словно он ощущает под собой не доску, которая катится по безумно крутому склону на бешеной скорости, а твердую почву.
Правда, скейтборд Мирка одобряет куда меньше, чем телевизор или компьютер. Он говорит, что я легко могу убиться на этой доске.
- Убиться? - воскликал я. - Ха! Мне кажется, я стал бессмертным еще с рождения.
Тогда сказав это, я всего лишь пошутил. Сейчас эта шутка стала для меня самым серьезным аргументом в жизни.
Меня переполняет чувство бессмертия и, наверное, даже... Величия. Да, именно величия. Только недавно я понял, что могу делать абсолютно что угодно. Например, два месяца назад я подрался с тремя парнями на улице. Набить лицо этим местным гопникам я не смог, однако и сам остался без каких-либо увечий.
Они давно донимали меня и в тот момент я не выдержал, кинувшись на них с кулаками. Первому я разбил скулу, второму попал по рёбрам. Сложилось столь удачно начало из-за того, что они совсем не ждали этого. Потом инициатива перешла в их руки: главарь, я про себя давно окрестил его Переростком, зажал мои руки. Второй, я знал, что его зовут Миша и он учится в параллельном одиннадцатом классе, обошел сбоку и обхватил поверх меня рук так, что я поневоле выпустил из легких весь воздух. Оставшийся парень оскалился и спросил у меня:
- И давно мы такими дерзкими стали?
- Давай уже, Сань, - буркнул Переросток, потирая скулу. Миша очень крепко держал меня, отчего главарь мог не марать свои руки.
Саня поднял с земли бутылку.
Это действие вызвало внутри меня волну нервного смеха и я даже спросил:
- Посвятишь меня в десантники?
Оскалившись, он разбил бутылку об асфальт. Передо мной стоял дурно пахнущий гопник с прелестной зелёной розочкой, которую он готовился вонзить в моё брюхо. Вот теперь весь азарт, с которым я влетел в эту драку, улетучился. Не могу сказать, что в тот момент я испытал страх. Я никогда не ощущал увечий и мне казалось, что я в любом случае отделаюсь царапиной. Нет, не казалось. Я знал.
Я увидел за спинами своих соперников Мирку. Его средний глаз буквально бился в конвульсиях, постоянно закрываясь и раскрываясь.
- Засунь эту розочку куда подальше, - просипел я. Миша уж больно сильно стискивал меня в своих объятьях. В какой-то момент я даже начал ощущать боль. Вернее, лишь ее далекую тень. Будто в моем небольшом мире случился надлом и над огромными лесными просторами, копившимися мной все семнадцать лет, нависло облако. Даже не туча, всего лишь небольшое облако, которое, тем не менее, явно говорило о своем желании стать грозной черной тучей, которая затянет весь этот мир.
Тогда же у Мирки всего лишь один раз моргнул правый глаз. Он тут же исчез со своего места. Еще мгновение я оставался в руках Миши, а потом давление исчезло. Как и сам Миша. Я никогда не питал к нему добрых чувств, но думая о том, куда его мог забросить Мирка, по коже у меня тут же бежали полчища мурашек.
Зато участь Переростка и его дружка с розочкой я видел во всех красках. Впоследствии этим делом заинтересовались в управлении МВД области, настолько тела были изувечены.
Есть идеи, которые Мирка никогда не поддерживает. Это идеи, которые напрямую затрагивают мое здоровье. Он не будет насильно удерживать меня от катания на скейтборде, но вмешается при малейшей опасности.
История с этими гопниками - тому доказательство. Он ничего не говорил мне по поводу происшествия, даже когда я напрямую спрашивал. Я хотел узнать, зачем было настолько жестоко обращаться с этими парнями, не было ли способа гуманнее? Сами-то они могли поступить со мной тоже не слишком хорошо, но Мирка оказался гораздо более жестким. Переросток прожил слишком долго для тех ран, которые ему нанес Мирка.
Тогда я увидел во взгляде Мирки самую настоящую жестокость. Его эмоции не могут выражаться на лице ничем кроме глаз, но всем своим телом он говорил: «я убью их всех». Я не знаю, настолько яро он пытался защитить меня или в нем проснулась жажда к жестокости. Мне не хотелось осознавать, что у существа, с которым я прожил всю свою жизнь, есть такое ощущение кровожадности.
В тот день у меня зародился страх, который сидит маленькой мышкой до сих пор. Надеюсь, эта мышь сможет выбраться оттуда, когда мне исполнится...