Глава 1
Внимание! Текст содержит описание секса в формате обратный гет (женщина сверху), секса с тентаклями, а так же ненормативную лексику. Вы были предупреждены.
МИРНОЕ ВРЕМЯ
Начальник станции RG-18 Долорес Браун была отличной теткой — резкой, прямолинейной и не склонной бить в спину, напрочь лишенной какой бы то ни было деликатности, и именно тем она так нравилась Йеннер.
— Давай без дерьма. У меня только один вопрос: проблемы будут?
Если Долорес что-то бесило, она говорила сразу, иногда на повышенных тонах и используя выражения, перед которыми пасовал сверхсовременный переводчик.
Впрочем, даже если бы переводчик отключился полностью, Йеннер все равно поняла — ее симбионт улавливал чувства и жадно смаковал каждую ноту раздражения и недовольства, исходящую от Долорес. Тревоги в этом коктейле чувств было достаточно.
Симбионту она нравилась. Жадная тварь обожала чужой адреналин и все, что хотя бы отдаленно его напоминало.
— Проблем не будет, — сказала в ответ Йеннер, от всей душе понадеявшись, что говорит правду. Они сидели в кабинете Долорес, заваленном кучей всякого декоративного хлама, который его владелица скупала со странной одержимостью, и, несмотря на практически неформальную обстановку, встречу нельзя было назвать приятной. — Долорес, я могу себя контролировать. Конфликт на работе не в моих интересах.
Видимо, у Йеннер не получилось произнести это достаточно убедительно, или же Долорес просто слишком хорошо разбиралась в окружающих:
— Я просила без дерьма, Рена. Ты-то можешь себя контролировать, с этим я не спорю. А что насчет твари у тебя под юбкой? В отличие от всех остальных дегенератов на станции, я знаю, что под кружевами.
Строго говоря, симбионт располагался у Йеннер не только под юбкой — действительно пышной и кружевной — но и внутри и даже на голове, но Долорес вряд ли хотела подискутировать об анатомии ламианцев.
Как и всегда, когда речь шла о нем, техно-паразит среагировал, и плети-отростки под юбкой и в волосах Йеннер беспокойно дернулись. Усилием воли она заставила их сохранять неподвижность:
— Долорес, не вся информация о ламианцах правда, даже если она засекречена. Мы не кидаемся насиловать первых встречных в подворотнях. Это миф.
После этих слов в голове возник образ, очень ярко и очень некстати: темная подворотня, высокая фигура, перетянутая био-плетьми, беспомощно выгнутая спина и отросток между крепких мужских ягодиц.
Низ живота сладко свело, между ног потеплело, возбуждение накатило волной, и симбионт вцепился в него, упиваясь ощущениями.
Жадная тварь питалась эмоциями, любила смаковать чувства других людей, но чувства Йеннер любила еще больше.
Видимо, Долорес что-то заметила, потому что устало провела ладонями по лицу и сказала:
— Бля.
Йеннер было перед ней почти стыдно. За дополнительные проблемы, за всю ситуацию в целом — довольно нелепую, и немного за то, что картинка с подворотней — абсолютно нереалистичная, к слову — все еще стояла перед глазами.
— Слушай, — продолжила Долорес уже мягче, — Вернер тот еще придурок, но он отличный механик. И что еще важнее, он, мать его, стопроцентный человек с Берлина-19. И если ты — принцесса, блядь, сраной Ламии и симбиотик — выебешь без спроса берлинца, дипломатический корпус порвет мою жопу на ленточки. Понимаешь? Я не хочу, чтобы мою жопу рвали на ленточки.
В этом Йеннер ее вполне понимала. Ей и самой не хотелось проблем, но ее никто не спрашивал.
К сожалению, Орст Вернер, почти двухметровый чистокровный берлинец и главный герой фантазии про подворотню, действительно вызывал у нее вполне однозначные желания — поставить на колени, трахать до криков. Симбионт рядом с ним слетал с катушек и норовил превратить свою хозяйку в похотливую имбецилку.
Еще Вернер был лучшим механиком на станции. Наверняка, Долорес не хотелось его терять. Но дипломатический конфликт ее, скорее всего, пугал больше.
— Долорес… правда, проблем не будет. Я не собираюсь его трогать. Даже если он напрашивается. Даже если он лезет сам.
На полке у стены стоял гипсовый котик и смотрел на Йеннер с подозрением — кто-то сделал этой игрушке очень выразительную морду. Йеннер чувствовала себя неуютно, и плети симбионта беспокойно подергивались под юбкой.
Долорес нервным жестом сцепила и расцепила пальцы, как делала всегда, когда разговор ей не нравился, и спросила:
— Рена… чисто гипотетически, что нам всем грозит, если поднимется вонь?
К счастью для Долорес, она боялась напрасно. Одной из причин, почему находиться рядом с Вернером было вдвое тяжелее, и заключалась в том, что Йеннер осознавала свою безнаказанность:
— Ничего.
Йеннер была принцессой Ламии — теперь уже независимой колонии на окраине Федерации — и даже если этот статус не был врожденным, он все равно обеспечивал ей дипломатическую неприкосновенность.
К тому же, ее коэффициент совместимости с Вернером составлял семьдесят восемь.
Ни один закон не признавал секс за изнасилование при совместимости выше семидесяти пяти.
— В смысле? — Долорес шумно прочистила горло.
— Совместимость семьдесят восемь.
— Тогда в чем проблема?
К сожалению, Йеннер не понаслышке знала, что коэффициент совместимости еще ничего не значил, когда доходило до реальных человеческих отношений.
И еще более реального секса с плетьми боевого симбионта.
При всех своих недостатках Йеннер точно не собиралась никого насиловать по подворотням.
— Вернер понятия не имеет, что такое ламианцы и что мне от него нужно.
***
Проблемы с симбионтом у Йеннер были всегда. Ее уровень синхронизации с паразитом даже в лучшие дни составлял восемьдесят два процента вместо стандартных девяноста восьми, в худшие мог опускаться до шестидесяти. Если бы не Война Режимов на Ламии, Йеннер никогда не рискнула бы на операцию по вживлению. Максимум она обзавелась бы самым лояльным бытовым симбионтом, просто чтобы не чувствовать себя ущербной.
Но когда напала Федерация, у нее не осталось особого выбора. Симбионтов вживляли всем, кому только могли, — боевые модели. Тогда, как и многие ламианцы, Йеннер просто хотела пережить хотя бы еще один день. Низкий уровень синхронизации и все проблемы, с ним связанные, ее не пугали, и она не понимала до конца, чем они грозят.
Война Режимов на Ламии длилась пять лет, которые время от времени все еще снились Йеннер в кошмарах: изувеченные тела, разорванные плетьми, крики раненых. Развешанные по улицам трупы. Тиканье бомбы, пальцы, дрожащие на коннекторах — который из них?
Допросы.
Это были очень паршивые пять лет — и три года в мобильных войсках, и еще два в Карательном Корпусе, но они не оставляли времени думать о проблемах с симбионтом.
После подписания мирного договора с Федерацией, когда время у Йеннер появилось, проблемы встали перед ней во весь рост — синхронизация шестьдесят шесть процентов, симбионт, который все время норовил выйти из-под контроля и в добавок к врожденной повышенной агрессивности требовал эмоциональную диету из адреналина, возбуждения и чужой боли.
Симбионты питались человеческими эмоциями и постепенно привыкали к определенному рациону. Перестроить их было сложнее, чем заставить ребенка бросить фастфуд в пользу синтетических листьев салата.
Когда Ламия победила, Йеннер стала героем всей колонии, получила статус принцессы и больше наград, чем вмещала ее униформа, но не могло быть и речи о том, чтобы дальше оставаться на планете: Йеннер помнила войну, помнила кровь на улицах, допросы в Императорском Дворце, и симбионт заставлял ее хотеть еще.
О переводе на станцию RG-18 Йеннер попросила сама, хотя объективно говоря, могла требовать от новой Королевской Семьи и большего. Но станция находилась на самой границе обитаемой зоны галактики и была настолько мирной, насколько только могла быть ремонтная точка. Ламия была совладельцем станции, и Йеннер отправили туда наблюдателем и начальником безопасности.