Вернер об этом, разумеется, не знал. Но и отказ его не сильно расстроил:
— Да я вроде и не кидаюсь срывать с вас платье. Расслабьтесь, починю модуль и уйду. К слову, в отличие от Ларри, я действительно могу это сделать.
— Вы уверены?
— Да.
Ей не стоило соглашаться. Но она любила этот модуль.
— Идемте, он в спальне.
— Я надеялся это услышать.
Все-таки улыбка у него была очень заразительная. Йеннер стоило большого труда не улыбнуться в ответ:
— Свободная ламианка может есть, где хочет.
Даже на ее непрофессиональный взгляд кухонный модуль выглядел плачевно. Передняя панель немного покосилась, сбоку стояла неровная металлическая заплатка, и снизу под донышком протекал протеиновый концентрат. Вернер даже остановился, когда это увидел, и впервые симбионт уловил в его эмоциях что-то вроде растерянности.
— Он… не так плох, как кажется, — чувствуя себя немного неловко, сказала Йеннер. — Его ведь можно починить?
Она искренне надеялась, что да.
Вернер заметно встряхнулся, решительно поставил на пол ящик с инструментами и фыркнул:
— И не таких спасали. Чистящий мини-бот у вас есть?
— Да, разумеется. Принести?
Это заставило его обернуться:
— Вообще-то они должны ездить сами.
Йеннер подошла к стеллажу, на полке которого хранился мини-бот. Когда-то он действительно был способен ездить, но потом двигательная система сломалась, и Йеннер стала пользоваться им вручную:
— Он не такой уж тяжелый и у него удобная ручка.
Вообще-то весил мини-бот не меньше пяти килограмм, и уборка превращалась в настоящее мучение, но Йеннер стыдно было в этом признаться перед механиком, который мог собрать боевого дроида из мусора.
— Пойдет, — Вернер придирчиво осмотрел бота со всех сторон и принялся вскрывать управляющую панель. — Сейчас научим его бегать, и возьмемся за модуль.
Это ее удивило — и то, как Вернер моментально переключился с личного интереса на работу, и то, с каким удовольствием принялся копаться в механической начинке. Она была уверена, что он помешан на оружии, но на самом деле ему нравились любые механизмы. Он просто любил свою работу.
Наблюдать за ним в процессе было интересно. Он вытаскивал из корпуса детали, аккуратно раскладывал перед собой, а потом собирал обратно с такой же легкостью и естественностью, с какой дышал. Шарик виртуального диагноста Вернер посадил себе на плечо, и со стороны тот казался причудливым живым организмом.
Периодически диагност попискивал и выводил на виртуальный экран какие-то данные, которые быстро исправлялись или пролистывались.
Это было почти красиво — видеть человека в своей стихии.
Йеннер подтащила к себе кресло и села неподалеку, аккуратно устроив вокруг нижние плети симбионта и пышные юбки.
Вернер на секунду отвлекся, усмехнулся мимоходом и вернулся к потрошению мини-бота:
— Не думал, что вы и дома как припанкованный тортик.
Сам того не желая, он едва не убил Йеннер одной единственной фразой. Она успела мысленно записаться в спортивный комплекс и отказаться от пирожных навсегда, прежде чем поняла, что речь шла о платье:
— Это традиционная ламианская одежда.
Женщинам на Ламии считалось неприличным демонстрировать нижние отростки симбионта — несмотря на то, что они располагались в области поясницы, их все же относили к гениталиям.
— Ни разу не видел других ламианок ни в чем подобном.
На станции действительно многие предпочитали одежду в стиле Федерации — просто из соображений удобства, но Йеннер она не нравилась. Заставляла чувствовать себя раздетой.
— Значит, так ходят не только принцессы? — поинтересовался Вернер, закрывая панель мини-бота снова. Тот активировал экран загрузки и зажужжал гусеницами.
Йеннер непроизвольно напряглась, и симбионт беспокойно дернул плетьми. Она не любила, когда разговор заходил о ее статусе, потому что это неизбежно будило воспоминания о войне. И о вещах, с которыми приходилось день за днем жить дальше.
Вернер, как и многие другие не понимал, что такое принцесса Ламии.
— Это номинальный статус, — она постаралась произнести это как можно нейтральнее, в надежде, что на этом тема окажется исчерпана. Ее надежда не оправдалась.
— Правда? В каком смысле? — Вернер следил за тем, как ездит мини-бот, и казалось, спрашивал между делом, но симбионт улавливал его интерес.
Йеннер не хотелось отвечать, но утаивать информацию все равно не имело смысла. Та все равно находилась в открытом доступе:
— После Войны Режимов правящая династия Ламии приняла в семью большую часть Карательного Корпуса. Всех, кто подлежал выдаче Федерации.
Вернер, к его чести, понял сразу. Он замер, и казалось, что его фигура вот-вот завибрирует от напряжения:
— Дипломатическая неприкосновенность, да?
— Да.
Война на Ламии длилась пять лет. За эти пять лет Йеннер делала все, чтобы победить. Все эти пять лет ей было плевать на международные правила войны, на кодекс человечности и на количество жертв. Ламия боролась за свой статус, вырывала его у Федерации зубами и когтями. За него пришлось дорого заплатить — обеим сторонам.
В колонии Йеннер и ее товарищи были героями войны. В Федерации — массовыми убийцами, монстрами и мясниками. Если бы ее не приняли в Королевскую Семью, Йеннер казнили бы за преступления против человечности. Статус принцессы больше ничего ей не давал — только право жить дальше.
Вернер молчал, и мини-бот, который бодро нарезал вокруг него круги, казался совершенно неуместным.
Йеннер как-то совершенно отчетливо вдруг вспомнила, что берлинцы тоже воевали в Войне Режимов на стороне Федерации. Так же умирали от плетей боевых симбионтов и так же убивали ламианцев.
— Вы можете уйти, если хотите, Вернер. Я отменю свою заявку на ремонт. Давно пора купить новый модуль. Извините за вызов.
В конце концов, он не подписывался помогать массовым убийцам.
Он обернулся к ней, и взгляд у него был странным, абсолютно нечитаемым. Но ей и не нужно было читать по взгляду. Она улавливала отголоски эмоций через симбионт.
— Хреновая, наверное, была война.
Он больше ничего не сказал. Только эту единственную фразу, но она — эмоции, которые за ней стояли, попали точно в цель.
Наотмашь.
До боли.
— Да, — ответила Йеннер, чувствуя, как внезапно сдавило горло. — Это была очень хреновая война. Очень тяжелая, долгая, хреновая война.
Наверное, именно в тот момент Вернер и стал проблемой для нее лично. Впервые — всего на несколько секунд, но и их оказалось достаточно — перестал быть для Йеннер чужаком. И именно тогда она впервые, с какой-то отчетливой обреченностью поняла, как сложно будет держаться подальше.
Всего один момент — в компании жужжащего мини-бота, рядом с поломанным кухонным модулем — несколько секунд понимания, но они что-то изменили. Легко и почти незаметно.
А потом Вернер все-таки починил модуль — хотя больше было похоже, что он просто заменил все его внутренности целиком, выпил кофе, и ушел, не попытавшись залезть Йеннер ни в корсет, ни под юбку.
***
Он держал дистанцию еще пять дней, в течение которых Йеннер постоянно ловила себя на том, что хочет позвонить первой. Ее тянуло увидеть Вернера снова, и что намного хуже — симбионту тоже этого хотелось.
Она боролась с собой и с паразитом, теряла проценты синхронизации, и чем ниже падал синхрон, тем сильнее симбионт пробуждался: ему было мало обычных эмоций, он вспоминал себя и ее, какими они были во время войны, и хотел больше — возбуждения, ощущения власти, насилия. Секса.
Это злило и изматывало — постоянная неудовлетворенность и неспособность справиться с собой.
Йеннер с трудом заставляла себя сосредотачиваться на работе — копалась в проекте новой системы безопасности станции, который составила больше года назад, составляла опись оружия в сейф-блоке, изучала личные дела персонала (в том числе личное дело Вернера) и пыталась понять, насколько его игрушки могли стать проблемой. И нужно ли вообще обсуждать это с ним или лучше сосредоточиться на проблемах с симбионтом и держаться подальше. Параллельно с этим она смотрела мелодрамы и заедала стресс. Корсет стал еще теснее, и это тоже не улучшало настроения.