– Думаю, девятилетний мальчик на военной базе показался бы вам тяжелой обузой, – наконец ответила она нейтрально.
Василий выглядел пораженным. – Ну, я надеюсь, до этого не дойдет. В самом худшем варианте я планировал оставить его у бабушки Форсуассон, пока все не уладится.
Катерина на мгновение стиснула зубы, затем проговорила, – Конечно, Никки может навестить мать Тьена, стоит ей только его пригласить. Но на похоронах она дала мне понять, что слишком плохо себя чувствует, чтобы этим летом принимать гостей. – Она облизнула губы. – Пожалуйста, объясните мне, что вы понимаете под худшим вариантом. И что именно вы хотите сказать словом уладится.
– Ну, – виновато пожал плечами Василий, – приехать сюда и обнаружить, что вы обручены с человком, убившим отца Никки, было бы довольно скверно, вы не находите?
В этом случае он собирался забрать Никки в тот же день?
– Говорю вам, Тьен погиб в результате несчастного случая, и все это обвинение – чистая клевета. – То, как он проигнорировал ее слова, на мгновение ужасно напомнило ей Тьена. Рассеянность – семейная черта Форсуассонов? Она кинула на него сердитый взгляд, хотя и опасно было его раздражать: – Вы что думаете, я лгу или я просто дура?
Она старалась справиться со своим дыханием. Ей уже приходилось смотреть в лицо куда более страшным людям, чем искренний и обманутый Василий Форсуассон. Но ни с кем из них единственное слово не могло стоить мне Никки. Она стояла на краю глубокой, темной ямы. Упади она сейчас, и борьба за то, чтобы выбраться на свет, будет самым тягостным и мерзким из всего, что она только может себе вообразить. Нельзя провоцировать Василия на решение забрать Никки. Попытку забрать Никки. И она сможет помешать ему… как? По закону она проиграла бы раньше, чем начала. Так не начинай.
Она подбирала слова с предельной осторожностью. – Так что вы имеете в виду под словом «уладить»?
Хьюго с Василием неуверенно переглянулись. – Прошу прощения? – рискнул переспросить Василий.
– Я не смогу узнать, преступила ли я очерченную вами границу, если вы мне не покажете, где вы ее провели.
Хьюго запротестовал, – Не очень-то любезно сказано, Кэт. Мы заботимся о твоих интересах.
– Вы даже не знаете, в чем мои интересы состоят. – Неверно: Василий держит в руках самый жизненно важный из них. Никки. Проглоти свой гнев, женщина. За время замужества она наловчилась подавлять свое «я». Но почему-то потеряла к этому вкус.
Василий попытался, – Ну… я, разумеется, хочу быть уверенным, что Никки не подвергается влиянию лиц с нежелательной репутацией.
Она одарила его иронической улыбкой. – Без проблем. Я буду более чем счастлива в дальнейшем полностью избегать Алексея Формонкрифа.
Он обиженно на нее поглядел. – Я имел в виду лорда Форкосигана. И его политическое и личное окружение. По крайней мере… по крайней мере пока это ужасное темное пятно не исчезнет с его репутации. В конце концов, этого человека обвиняют в убийстве моего кузена.
Катерина напомнила себе, что источником гнева Василия служит долг и лояльность клану, а не личное горе. Для нее было бы новостью узнать, что Василий с Тьеном встречались больше трех раз в жизни. – Извините, – произнесла она ровно, – но если против Майлза не выдвинут обвинения – а я не думаю, что это случится – то как, на ваш взгляд, он может оправдаться? Что для этого должно произойти?
Василий, казалось, стал в тупик.
Хьюго осторожно заметил, – Я не хочу, чтобы и ты подвергалась этому разложению, Кэт.
– Знаешь, Хьюго, как ни странно, – радушно обратилась к нему Катерина, – но лорд Форкосиган почему-то забыл прислать мне приглашение хотя бы на одну из своих оргий. Я весьма обеспокоена. Как ты полагаешь, может нынче в Форбарр-Султане для оргий еще не сезон? – она прикусила язычок, чтобы не продолжить в том же духе и дальше. Сарказм – не та роскошь, которую она, – или Никки – могут себе позволить.
Хьюго воздал этой остроте должное, нахмурившись и поджав губы. Они с Василием обменялись долгими взглядами, причем каждый из них так явно пытался свалить грязную работу на своего компаньона, что Катерина рассмеялась бы, не будь все столь тягостно. Наконец Василий нерешительно пробормотал: – Она – твоя сестра…
Хьюго вздохнул. Он был Форвейном. Он знал, в чем его долг, о Боже. Все мы, Форвейны, знаем свой долг. И продолжим исполнять его до самой смерти. Невзирая на то, насколько это глупо, мучительно или бесполезно, о да! В конце концов, поглядите на меня. Одиннадцать лет я была верна клятве, данной Тьену…
– Катерина, думаю, именно на меня возложена тяжелая задача сказать это. Пока не утрясутся эти слухи об убийстве, я категорически требую от тебя больше не поощрять этого типа, Майлза Форкосигана. Или я буду вынужден согласиться, что Василий имеет полное право убрать Никки из этой ситуации.
«Забрать Никки от матери и ее любовника», вот что ты хочешь сказать. В этом году Никки уже потерял одного из родителей и лишился всех своих друзей, переехав снова на Барраяр. Он только-только начал привыкать к незнакомому городу, заводить новых друзей. С его лица едва начала исчезать окаменелая осторожность, так портившая его улыбку. Она представила, как его снова оторвут от всего, лишат возможности с ней видеться – а к этому все идет, да? Ведь это ее, а не столицу, Василий подозревает в развращенности. Его бросят в чужом месте – уже третьем за год! – среди незнакомых взрослых, видящих в нем не обожаемого ребенка, а долг, который приходится исполнять… нет. Нет.
– Извините меня. Я хочу сотрудничать с вами. Только не могу никого из вас заставить сказать, в чем же я должна сотрудничать. Я прекрасно понимаю, чем именно вы обеспокоены, но как это может «уладиться»? Дайте мне определение улаженного. Если это означает – до тех пор, пока враги Майлза не прекратят говорить про него гадости, то ждать придется долго. По роду своей деятельности он регулярно противостоит сильным мира сего. А он не из тех, кто отступает при любой контратаке.
Хьюго произнес уже не так уверенно, – Все равно избегай его какое-то время.
– Время. Хорошо. Так мы к чему-нибудь придем. И насколько долго?
– Мне… трудно сказать.
– Неделю?
– Конечно, дольше! – вставил Василий демонстративно оскорбленным тоном.
– Месяц?
Хьюго принялся расстроенно крутить руки. – Не знаю я, Кэт! Полагаю, пока у тебя не исчезнут эти странные представления о нем.
– А. До конца времен. Гм. Никак не могу решить, достаточно ли этот срок конкретен. Думаю, что нет. – Она вздохнула, и выговорила неохотно – потому что срок выходил такой долгий и все-таки, похоже, он был бы для них приемлемым: – До конца моего годичного траура?
– Самое меньшее! – ответил Василий
– Очень хорошо. – Глаза Катрионы сузились, и она улыбнулась, потому что улыбаться было куда лучше, чем взвыть. – Я хочу, чтобы вы дали мне свое слово, Василий Форсуассон.
– Я, я, э–э.., – проговорил Василий, неожиданно загнанный в угол. – Ладно… кое-что должно к этому времени уладиться. Наверняка.
Я уступила слишком много и слишком быстро. Я должна была добиться срока до Зимнепраздника. Внезапно ее осенила запоздалая мысль, и она добавила: – В любом случае, я сохраняю за собой право самой рассказать ему об этом – и объяснить, в чем дело. Лично.
– Разумно ли это, Кэт? – спросил Хьюго. – Лучше позвонить ему по комму.
– Меньшее было бы трусостью.
– А ты не можешь послать ему записку?
– Безусловно нет. Не с этой… новостью. – Что за мерзкий получился бы ответ на признание Майлза, запечатанное кровью его сердца.
Под ее вызывающим взглядом Хьюго пришлось уступить. – Хорошо, один визит. Короткий.