– Макс, ты с Васькиным вчера говорил? – застрельщицей, конечно, Наташка.
– Говорил, разобрался и полностью с ним согласен. Куда нам спешить-то, если эпидемия пока только на юге Италии и раньше весны до Испании не доберётся? На уши людей без веской причины зачем ставить, когда за зиму всё можно подготовить спокойно и без квадратных глаз? Вы, бабы, срочную не служили и на плацу по семь раз на дню из-за любой ерунды не строились, а мы служили и строились – знаем, каково это.
– Ну а как насчёт тех несчастных семей, которые он в Бетику высылает? – ага, в бой вступают главные силы, то бишь Юлька.
– А что семьи? Во-первых, не ОН высылает, а МЫ высылаем – это вовсе не его личное, а коллегиальное решение правительства, одобренное и Большим Советом. И моё, кстати, тоже. А во-вторых, мы не первый год семьи преступников и бузотёров в Бетику высылаем, даже не второй – что ж ты тогда молчала, гуманнейшая ты наша?
– Ну Макс, ну тогда же там не было голода!
– А теперь есть. И что от этого меняется? Персоны нон грата от этого перестают быть таковыми? Не мы устроили этот голод, и у нас тоже точно такие же неурожаи, как и там, и наш народ тоже не жирует, а голода у нас нет только потому, что мы предвидели эти неурожаи и подготовились к ним заблаговременно – я не вижу веских причин менять политику, цели которой по-прежнему актуальны.
– Макс, ну ведь дети же!
– Ага, в том числе и дети. Как и в тех семьях, которые мы высылали и раньше. Так это ты видишь только надводную часть айсберга. А ты знаешь хотя бы, сколько семей мы высылаем обратно из наших фильтрационных "концлагерей"? Так во многих из них, представь себе, тоже есть дети.
– Да знаю я об этом, Макс! Но всех же не прокормить всё равно, и те – не наши.
– А эти – наши, но такие, что лучше бы их не было. А вот те – что, не дети? – я указал ей на резвящуюся во дворе школоту, – Так они – ещё более наши. И мои среди них есть, и твои, и всего нашего ближнего окружения. И обезьянышам среди них – не место.
– Ну Макс, ну я же не об этом! Сюда они и не попадают. Что я, сама паршивцев при наборе в первый класс и из младших классов не отсеиваю?
– А я – об этом. Сама же грозишься в самые ближайшие годы выпустить кадры уже и для первых турдетанских школ. Их – кто от таких же приматёнышей оградит? Или раз не наши там дети, так и хрен с ними, пусть в обезьянники превращаются?
– Ну так и там, конечно, тоже надо отсеивать.
– Куда? На улицу? Чтобы уродцы, отделываясь легко, и сами убеждались в том, что их поведение – выигрышное, и нормальных убеждали своим примером, что быть вот такими, как они – это круто и правильно?
– А что с этим можно поделать?
– То, что мы УЖЕ делаем и будем делать впредь.
– Но ведь это же фашизм какой-то получается!
– Ну, раз получается, то ведь не "и вообще", а из конкретных действий. Какие из них не направлены на наши цели и не ведут к ним? Если в результате у нас получается фашизм, так значит, судьба у него такая – быть фашизмом. Ага, обыкновенным – гораздо обыкновеннее того, про который тот старый фильм-агитка. Только тот на самом деле был экстримом, а обыкновенный – получается у нас. Какого будущего мы хотим для наших потомков, ты знаешь – сама в обсуждениях участвовала, и принципиальных возражений у тебя не было. Но вот реальный путь к нему – к сожалению вот такой, через обыкновенный фашизм и кровавую гэбню. Если ты продумала до тонкостей и готова предложить более гуманный, но гарантирующий те же результаты и в те же сроки – и в нашем варианте не маленькие, кстати – показывай, куды слухать, и я хоть сейчас с удовольствием развешу ухи и буду весь внимание…
13. Африканские страсти
– Энушат! Что ты ещё выдумала?! – Мириам впала в ступор, когда шмакодявка, слопав символические три жёлудя и глядя на полные миски пацанвы, протянула и свою за хорошей добавкой.
– Ну мама, ну вкусно же! А почему им можно, а мне нет? – качнула девка права.
– Слушай свою маму, Энушат! – наставительно изрёк ей мой наследник, – Тогда нам больше достанется, – и пацанва рассмеялась.
– Видишь, мама, они всё съедят! – сама-то с трудом сдерживает смешок.
– Всемогущий Баал! – финикиянка, сжевавшая свои три жёлудя с героическим видом жертвы варварского обычая, окончательно выпала в осадок, когда глядя на сестру и принимая за чистую монету шутки детворы, ручонку к желудям обеспокоенно протянул и сидящий у неё на коленях совсем мелкий Малх, – Ладно бы эти испанцы, они здесь все их едят, но вы-то у меня в кого такие? – едва заметно улыбается, наши хмыкают, залп в мою сторону глазами массовый и дружный, я тоже ухмыляюсь и набираю полную ложку каши из желудей каменного дуба, щедро сдобренной соусом из порошка шампиньонов – когда ж это мне правда в глаза колола?