Пару минут спустя Билл кое-как выбрался из корыта. С малого потоками лились вода, кровь и жуткие богохульства.
– Твою мать! – прохрипел он, бессильно грозя мне издали дрожащим кулачком. – Проклятый убийца! За такие надругательства я лишу тебя жизни!
– Никогда не имел привычки вступать в бессмысленные препирательства с конокрадами, – фыркнул я, подобрал с земли оброненные мною чересседельные сумки и стал проталкиваться через кучку дружков Билла, которые все вдруг сделались дико вежливыми и суетливо отпихивали друг друга, чтобы очистить мне дорогу.
Кроме того, я заметил, что, если даже, по своей неуклюжести, я ненароком и отдавил кое-кому из этих парней все пальцы на ногах, они ругались ну совсем шепотом, скромно отводя глаза в сторону и делая вид, будто ищут в кармане табакерку. Еще бы! Ведь взрослые же люди! Давно пора было научиться побыстрее отдергивать свои поганые копыта, коли уж им так не нравилось, когда на них кто-нибудь случайно наступал!
Я притащил чересседельные сумки в комнату Балаболки и поведал о своей небольшой размолвке с Биллом в надежде малость развеселить парня. Но он почему-то опять весь затрясся и сказал:
– О Боже, Брек! Ведь это же один из парней Волка Фергюссона! Он просто хотел узнать, какая из лошадей в корале твоя! Этот трюк стар, как мир, вот почему честные люди не дали себе труда вмешаться. А сейчас бандюгам ничего не стоит тебя выследить! И уж теперь нам точно придется дожидаться ночи!
– Пески времен, приливы и отливы, а также Элкинсы никогда никого не ждут! – презрительно фыркнул я, заталкивая золото в сумки. – А если этот гнусный койот с мерзкими желтыми бакенбардами жаждет приключений на свою… шею, так он их получит! В обе руки! А ты завтра утром садись в дилижанс и вали прямиком в Уофетон. Ежели меня там еще не будет – жди. Днем раньше, днем позже, но я непременно появлюсь. И не трясись ты так из-за своих глупых самородков. В моих сумках они сохранятся надежнее, чем в банковском сейфе!
– Да не ори ты так громко! – принялся умолять меня Карсон. – Этот долбаный лагерь битком набит шпионами, и кто-нибудь из них наверняка караулит внизу!
– Но я не умею говорить тише, чем шепотом, – с достоинством возразил я.
– Твой бычий рев может сойти за шепот разве что на Медвежьей Речке! – поникшим голосом заметил Карсон, утирая рукавом пот со лба. – Но я готов биться об заклад, что на любом конце нагорья его сейчас услышал даже глухой!
Эх! Какое все-таки это прискорбное зрелище: бегающие глаза насмерть перепуганного друга!
На прощание мы пожали друг другу руки, и я покинул бедного мученика, оставив его обреченно вливающим в глотку местное красное пойло. Стакан за стаканом, словно воду. И я перекинул сумки через плечо, и протопал вниз по лестнице, и бармен тихо сказал мне, перегнувшись через стойку:
– Остерегайся Билла Прайса, парень! Он был здесь всего минуту назад и улетучился, заслышав твои шаги. Этот тип долго не забудет тебе то, что сотворил с ним твой конь!
– Ага, – согласился я. – Не забудет. Это точно. Он станет вспоминать об этом всю жизнь. Всякий раз как попытается сесть.
И я пошел в кораль, и увидел там толпу, завороженно следящую за тем, как старина Кидд трескает сено, и один малый заметил меня, и завопил:
– Эй, парни! Смотрите, кто к нам пришел! Мальчик-с-пальчик! Сейчас он будет седлать того монстра-людоеда! Эй, Том! Ну позови же сюда ребят из бара!
Тут же, повысыпав на улицу из всех салунов, к коралю понабежала еще одна большущая толпа старателей. Они тесно сгрудились у изгороди и принялись заключать пари, сумею ли я заседлать Капитана Кидда или он раньше вышибет мне мозги. Все-таки у всех старателей крыша набекрень, подумал я. Ведь они же прекрасно знали, что я явился в ихнюю Мышиную Пасть верхом на Кэпе; выходит, по крайней мере один-то раз сумел же я его как-то заседлать! Тьфу!
И конечное дело, я его снова заседлал, и забросил ему на спину чересседельные сумки, и взгромоздился на него сам, и он раз десять встал на дыбы, и потом перекатился через спину, как он делает всякий раз, когда я сажусь в седло после долгого перерыва, – это вообще-то ничего не значит, это он так резвится, – но при виде этого дурни-старатели взвыли, словно таща диких команчей. Но еще громче они завопили, когда Кэп случайно вынес меня (себя, конечно, тоже) из кораля прямо сквозь изгородь, отчего один прогон этой ужасно хлипкой загородки вдруг рухнул вместе с парой дюжин зевак, устроившихся на верхней жерди. Дурни орали так, будто стряслось нечто ужасное. Но ведь ни я, ни Капитан Кидд вообще никогда не ищем, где ворота! Мы всегда идем, а точнее, ломимся кратчайшим путем.
Но эти старатели… Какое-то ужасно хилое племя! Выезжая из лагеря, я оглянулся и увидел, как толпа макает пятерых или шестерых парней в лошадиную поилку, чтобы привести в чувство. А всех-то делов – Кэп Кидд ненароком на них наступил!
Это незначительное событие, по-видимому, настолько взбудоражило публику, что никто не потрудился заметить, как я выехал из поселка. Меня это даже очень устраивало, так как по натуре человек очень скромный, стеснительный и даже стыдливый и никогда не гонялся за дешевой популярностью!
Парня, которого они называли Биллом Прайсом, за все это время поблизости так и не обнаружилось.
Ну ладно. Выбрался я с плато, поднялся по южному распадку, попал в какую-то сильно поросшую лесом местность и начал ломать голову, как бы мне найти ту индейскую тропу, о которой толковал Балаболка, как вдруг совсем рядом кто-то сказал:
– Эй!
Я резко обернулся на голос, в обеих руках по пушке, и тут из зарослей выезжает какой-то длинный, тощий старый хрыч, густо поросший черными бакенбардами.