Взвод бегущих строем по три в ряд с винтовками наперевес поляков неумолимо накатывался. Вот они уже на уровне броневика Сердюка. Десяток отделился и повернул к нему — добивать экипаж. Остальные продолжали свой бег ко второй машине. Иванов еще чуть подкрутил наводку и уверенно нажал ногой на левую педаль. Выстрел картечью меньше чем с полсотни метров смел два десятка набегающих тесной колонной поляков подчистую. На ногах не осталось никого. Конечно, погибли не все из них, но выжившие предпочли вжаться в землю и старательно изображать из себя мертвых.
Как и положено (пока командир не скомандует «не заряжай» или не назовет другой боеприпас), Минько, немедля ни секунды, опять дослал в пушку картечный выстрел. Иванов довернул башню правее, и следующая порция круглых свинцовых пуль хлестнула расходящимся веером по кормовой броне передней красноармейской машины, сметая обступивших ее врагов. Добивая оставшихся в живых, длинно застрочил курсовой пулемет Голощапова. Патронов Олег не жалел.
— Впереди справа за дорогой до взвода пехоты, — предупредил поглядывавший между обслуживанием пушки в боковую щель и открытый прицел спаренного пулемета Минько.
Иванов повернул башню и ожидаемо заметил вторую бегущую польскую взводную колонну уже справа от дороги. Вот только, увидев бессмысленную гибель своих товарищей по другую сторону шоссе, бежали они уже обратно, к своим. Бежали в беспорядке, сгрудившись толпой и гораздо быстрее, чем сюда. До этого боя Иванов бы их, ясное дело, пожалел и дал уйти. Но не сейчас, не после подбитой машины Сердюка. Для картечи они были уже далековато. Осколочным? Еще залягут после первого же разрыва — потом выковыривай их с поля.
— Гена, меняй диск на полный и сам берись за пулемет, — скомандовал он, поворачивая маховиком башню на новую цель. — Огонь с задних рядов вперед справа налево до полного уничтожения; я буду доворачивать.
Иванов, быстро работая маховиками, грубо подвел прицел спаренной установки к правому заднему убегающему поляку. Минько, схватив рукоятку пулемета, точнее, в пределах свободного хода в 5о по вертикали и горизонтали, навел ДТ на противника и пальцем нажал на гашетку. Пока Иванов, крутя маховик, поворачивал башню обратно, Минько, как косой, скашивал длинной очередью тесно бегущих пехотинцев. Пули сперва настигли задние ряды, а передние, не зная о гибели своих товарищей, вместо того, чтобы упасть на землю еще живыми и затаиться, продолжали бежать во всю прыть, в надежде на спасение. Командир с башенным стрелком, потратив все 63 патрона из толстого трехрядного диска, сшибли на землю всех. Весь взвод. Убитые, раненые, живые — потом разберемся. Так им. Пся крев! За наших! Не хрен было нападать. Минько тут же заменил опустошенный диск на полный.
— Справа! Плюс тридцать. Пушку поднимают! — крикнул Голощапов, заметивший в свою боковую щель, защищенную триплексом, как остатки расстрелянных орудийных расчетов переворачивали обратно одну из подбитых пушек.
— Осколочный без колпачка, — тут же отреагировал Иванов.
Минько заменил снаряд, а Иванов довернул башню, быстро прицелился и выстрелил. В спешке в саму пушку он промахнулся, но близкий разрыв разметал нескольких человек — уцелевшие прыснули в стороны.
— Гена, пулемет. По убегающим, — скомандовал лейтенант. Минько перезарядил пушку и взялся за спаренный пулемет. Несколькими короткими очередями довольно быстро разогнал или положил на землю артиллеристов. Когда прекратилось видимое шевеление на расстрелянной позиции, Иванов опять заработал маховиками. Прицелился более тщательно и вторым выстрелом накрыл саму пушку. Добавил для верности еще один снаряд — теперь вряд ли из нее паны поляки стрелять смогут. Потом, на всякий случай, добил и левое орудие. После частого грохота башенной сорокапятки и треска обоих пулеметов в бронеавтомобиле, удушающе наполненном пороховыми газами и жаром от работающего мотора, наступила, можно сказать, тишина. Не считать же теперь шумом легкое тарахтение собственного двигателя на холостых оборотах?
Иванов смахнул едкий пот с бровей, припал глазами к панорамному перископу и, поворачивая его рукой, принялся внимательно изучать обстановку вокруг. Поляки, залегшие за поперечной дорогой, стрелять перестали. Виднелись только их торчащие в ряд каски защитного цвета. Тела, зеленеющие на коричнево-желтой, после сжатого урожая, земле в нелепых позах слева и справа от шоссе не шевелились. Сзади никто не угрожал.