По сути, весь Парк Благополучия с его километровыми просторами являлся всего лишь преддверием Белой иглы – монументального сооружения, вертикально пронзающего землю и напоминающему осколок Луны. Именно здесь некогда находилась цитадель справедливости и нравственности, обратившаяся в обиталище канцелярщины и бумажных проволочек. Внутри этих белоснежных стен мудрые правители предыдущих эпох поднимали с колен народ и руководили его развитием, а ныне за их столами заседают полчища узколобых и свиноподобных политических дилетантов, разыгрывающие из себя святейших апостолов. Там, где когда-то было светило, теперь зияла дыра.
Не выходя на открытое пространство перед Иглой, Опадос разглядывал её величественную конструкцию, любовался плавностью линий, словно бы вылепленных неземными богами, пытался представить, какого же смотреть на город из-за белых стен. В таком состоянии он наблюдал Иглу в последний раз. В течении следующих нескольких часов ей придётся изменить внешний облик. Жаль, конечно, но это такая же жертва, как и перепутанный с членом подполья прохожий, замученный в застенке.
Семь минут… Пальцы расстёгивали плащ, а глаза взбирались всё выше и выше, туда, где в солнечных лучах переливалась верхушка Иглы. Именно там на самом последнем этаже, за всеми дверями восседал Главный и правил безобразием, творящимся на всех нижних этажах. Из его уст вытекали приказы, и его руки доверяли бумаге судьбы человечества. Если, где и стоило искать корень всех нынешних бед, то только на последнем этаже прекрасного здания с красивым названием.
Долгожданная минута начала свой обратный отсчёт, Опадос устроил свой плащ на ветке ближайшего дерева и по спирали стал приближаться к белому зданию. Как только он выступит на открытый и залитый асфальтом участок, за ним поднимутся и все остальные. Солнце отражалось от нескольких пистолетных рукояток и матовых наступательных гранат, по сторонам от него кусты тоже начали испускать подобных солнечных зайчиков. По воздуху доносилось едва уловимое вертолётное жужжание.
Массивные часы, установленные против главного входа в Иглу, принялись отбивать одиннадцать часов пополудни, а потом взорвались одновременно с последним ударом.
***
И был шум, от которого болели барабанные перепонки, и пули, рассекающие воздух, стрекотали по всем направлениям, и сражённые внезапным огнём караульные находили последнее земное прибежище на чёрном, сыром асфальте.
Со всех сторон к Игле стремились вооружённые люди, из-за их спин вылетали снаряды и разрывались, встречая на своём пути белые стены, а навстречу им изумлённые, ошарашенные и неуверенные выходили люди в серой форме и недоверчиво глядели на появляющиеся под ногами воронки; некоторые из них успевали сообразить, те бросались назад под укрытие стен и высовывали наружу автоматные стволы, другие и этого не успевали – их размазывало по асфальту или прошивало сразу целое облако осколков.
Опадос мчался к главному входу, всего пару секунд назад на месте зияющей пробоины находилась лестница с широкими перилами. Меткий выстрел разметал парадное крыльцо, вдавил массивные двери вовнутрь, прихватив с собой и нескольких серых защитников.
Патроны в пистолете давно закончились, Миколе сорвал с пояса две гранаты и, почти не целясь, запустил ими. Одна упала прямо под ноги молодому сержанту, который в следующую же секунду их и лишился. Миколе подхватил валяющийся автомат и хлестанул очередь прямо с бедра. Вроде кто-то вскрикнул, однако в царящей какофонии, когда вопили со всех сторон, трудно было утверждать с уверенностью.
Пуля ввинтилась в землю прямо перед ним, заставив его покачнуться и завалиться в сторону. Асфальт на том месте, где он только что стоял, вспыхнул гейзерами маленьких камушков, если бы не падение, его бы непременно зацепило бы очередью. Совсем недалеко от него грянул мощный взрыв, ударивший по лёгким и глазам. Сознание немного поплыло, но полученную передышку он провёл с пользой – успел перезарядить автомат.
Бело-чёрная плитка, которой был выложен пол холла, обратилась в пыль. Повсеместно неопрятными кучами лежали так ничего не понявшие солдаты, один негромко стонал в дальнем углу, из его рта обильно стекала кровь, предвещая скорую кончину. На лестнице шла бойня, с верхнего пролёта на растрескавшуюся плитку рухнуло тело, оно несколько раз ударилось о перила и железные ступени, отчего пришло в совершенную негодность, невозможно стало определить, за кого прежде сражался боец.
Опадос остановился возле ящика с патронами и принялся распихивать по карманам магазины, на место истраченных гранат он приладил новые. Прямо над головой грохнуло, обдало жаром, а потом с ликующими криками сопротивленцы продавили солдат и пробились на второй этаж.