По глазам резануло так, что на несколько секунд он потерял ориентировку. Ему казалось, что стены коридора и дверь белые, но на деле они оказались лишь тусклыми оттенками настоящего и ослепительного сияния. "Всё белым, белым, бело…" – всплыли в его голове слова давно забытого детского стишка. Никто в них не стрелял, сопротивленцы за его спиной испустили судорожный всхлип, сам Опадос вынужден был облокотиться на косяк и свободной рукой прикрыть глаза. Ему показалось, что за миг до ослепления он сумел различить внутреннее убранство кабинета, но это было бы форменным безумием. Нет, наверное, ему всё же показалось.
Постепенно сетчатка приспосабливалась к чересчур яркому освещению, и предметы начинали принимать реальные очертания. Просторный кабинет был залит солнечным светом, попадающим вовнутрь сквозь большие панорамные окна, но истинная причина яркости заключалась в другом. На столе, на стульях, на полках, да прямо на полу были разложены аккуратные стопки бумаги, отражавшие солнечные лучи, оттого и похожие на вспыхнувшие лампы.
Казалось, на самой вершине Иглы в самом главном кабинете находились точно такие же белые башни, в великом количестве разбросанные по полу. Ослепительные горы бумаги, заполненные смыслом и наделённые властью.
Чем больше Опадос разглядывал кабинет, тем сильнее становилось чувство, будто бы на самом деле именно он является подлинным объектом изучения, неосязаемые пальцы перебирали страницы его содержания и переносили на бумагу заключения. Его описывали, изучали, бесстыдно рассматривали сквозь увеличительное стекло, Миколе потерялся. Он не знал, чего ожидает за дверью последнего этажа, но такое ни коим образом не вписывалось в его предположения. Откуда здесь бумага? Где Главный? Какой в этом, чёрт возьми, смысл?
Тишину и спокойствие нарушал только тихий шелест пера. Присмотревшись, Опадос сумел различить в море белого цвета человека, со всех сторон окружённого бумагами, если это и был хозяин Главного кабинета, то выглядел он как минимум не солидно, а как максимум совершенно неуместно на роли главенствующего лица.
Трудно было определить его возраст, кожа на лице собиралась крупными морщинами, которые каскадами спускались по щекам и шее. Кривые пальцы сжимали дрожащее перо, но даже в таком простом действии Опадос наблюдал бросающуюся в глаза несвойственность, вот только никак не мог её уловить, как будто писарь пытался есть суп обратной стороной ложки. Что же в его движениях казалось отталкивающим?
Листок из-под руки старца вдруг сам по себе поднялся в воздух, немного повисел, а потом аккуратно уголок к уголку спланировал на одну из стопок. На его место тут же приземлился другой, и хозяин кабинета (а кем он ещё мог быть?) продолжил записи. Опадос наконец-таки понял, или подумал, что понял, что именно привлекло его внимание. Хорошенько приглядевшись, можно было заметить, что не рука старика выводит слова на бумаге, а напротив сама бумага кривляется и дёргается, заставляя длинное перо оставлять чернильные следы.
– Вы, скорее всего, не совсем это ожидали увидеть? – Внезапно заговорил старик, листок на столе продолжал извиваться относительно его руки. – Вы представляли меня немного иначе, хотя, по правде сказать, я не являюсь Главным и кабинет этот, собственно, не мой. Я скорее секретарь и обязанности мои довольно скудны. – Он слегка поднял кисть, давая возможность улететь исписанному листу. – Думаю, для вас это будет ударом, но вы не обратили внимание, с какой лёгкостью вам удалось проникнуть на верхний этаж Главного здания? Да и на саму территорию Парка? Знаю, вы ещё не отошли от схватки, в вас играет адреналин, но всё же не показался ли вам путь наверх слишком уж простым?
Речь старика лишила Опадоса последней опоры. Что значит простым? Сколько ребят полегло там на лестнице? Сколько из них вообще не сумели пробиться внутрь?
– Признаюсь, я был против такого развития событий, но наши правители настояли на этом. Они подумали, что вы станете наглядным примером. Это они практически распахнули перед вами двери, которые вы весьма невежливо взорвали. Они сделали так, что в Игле осталось всего десять процентов личного состава всего гарнизона. У них-то и оружие не у всех было.
– Они? Правители? Какие ещё правители? – Опадос оглядывался по сторонам, пытаясь отыскать таинственных правителей, распахнувших перед ним двери своей твердыни и решивших сделать его наглядным примером.
Человек в кресле изумлённо вытянул шею, отчего по бумаге прошла длинная неровная черта.
– Так вы до сих пор ничего не поняли?
Опадос беспомощно опустил взгляд и заметил в своей руке пистолет. Зачем-то он же взял его в руку? Когда он приближался к белой двери, мысли его были прямы и просты, не было ничего легче, чем поставить последнюю точку в государственном перевороте. Но этот старик, несущий ахинею, не может же он и вправду быть Главным? Пристрелить его не такая трудная задача, но отчего-то у Миколе вдруг возникло предчувствие затянувшейся шутки, ему казалось, что он является героем непонятной и противоестественной комедии, и зал вот-вот готов разразиться громким хохотом, вот только он сам до сих пор не мог осознать соль шутки.