— Ужас!.. А чем ты это объясняешь?
— Да элементарно. Здесь даже собаки более нажраны, чем наши буржуи!.. А люди… Брюхо мое помнишь?
— Разумеется.
— Так вот. На фоне местных мужиков я моделью кажусь… Как меня тянет домой! В естественную среду!
— Ну, побеждай и возвращайся. Только телеграмму не забудь дать. В аэропорту встретим. Если, конечно, на летном поле к тому времени какую–нибудь барахолку не откроют.
Последним позвонил Холодинец:
— Жора, могу порадовать: работенка наклевывается!
— Надеюсь, не расследование убийства? — проворчал Прищепкин.
— У директора завода «Оптика» сына похитили.
— Приезжай!
И Холодинец примчался через двадцать минут. Попросил заварить «Аз воздамчика».
— И заварка на прежней квартире осталась, — поморщился Прищепкин. — Хоть трубку увез. Надо бы как–то съездить забрать свое барахло.
— Пока Раечка не нашла новую цель, на глаза лучше не показывайся. Второй раз вырваться из ее лап будет сложней, — тоном человека, который знает подобных женщин гораздо лучше собеседника, сказал Холодинец.
— Наверно, — задумчиво согласился Прищепкин, почувствовав его безусловную правоту. — Давай–ка лучше о деле.
Лет пять назад Холодинцу довелось покрутиться на «Оптике» с расследованием. Ему часто приходилось контачить с директором. С тех пор у них установились личные отношения. Сегодня ночью Михаил Викторович Болтуть разбудил опера телефонным звонком, и попросил разрешения немедленно приехать.
Вечером в Болгарии был похищен его сын. Об этом ему сообщила жена Лена, которая вместе с двенадцатилетним Артемом была там на отдыхе. И тут же Болтутю позвонили вымогатели, потребовав за сохранение жизни сына… миллион долларов. Но звонок был не международный, городской. То есть украли мальчишку одни люди, а выкуп надо передать другим, их тутошним сообщникам.
— Странно, почему он не обратился в ментовку, вообще в официальные органы?
— А ты представляешь, что такое завод «Оптика»?
— Не очень.
— Это каких–то двести служащих и пятьсот рабочих, которые на устаревшем оборудовании выпускают какую–то дребедень, разработанную еще при Совке. И тем не менее…
— Ага, — смекнул Прищепкин, — тем не менее, вымогатели потребовали с директора, официальная зарплата которого долларов триста, миллион долларов. Так как Михаилу Викторовичу не захотелось, чтобы об этом стало известно органам правопорядка, то есть основание предполагать: в финансовом отношении завод не так уж и плох, во всяком случае, для заводской верхушки. И вымогателям это известно.
— Абсолютно верно.
— Поганый он папаша, этот Болтуть, — неожиданно перескочил Прищепкин на другую тему, — раз в первую очередь за свою шкуру испугался.
Холодинец пожал плечами и с некоторой брезгливостью по отношению к пану директору объяснил:
— И для Михаила Викторовича, и для Лены этот брак второй. Артем сын Лены от первого брака, общих детей у них нет.
— А-а, приемный, значит, сынишка, — недобро прищурившись, протянул Прищепкин. — Ладно, вернемся к делу, так каким образом вымогатели рассчитывают получить этот самый миллион?
— Требует, чтобы завтра, в 14.00 Болтуть с деньгами в дипломате и с мобильным телефоном был на перекрестке улиц Красноармейской и Коммунальной, напротив входа в магазин «Модная одежда», и ждал дальнейших команд.
— Кстати, а Болтуть не торговался: мол, овес нынче дорог — не пытался сбить требуемую сумму?
— В переговоры вымогатели не вступали. Сообщили условия и бросили трубку.
— Ясненько: рассчитывают следить за ним со стороны, а при необходимости отрывать от «хвоста»…
— Похоже, что схватить их за руку будет непросто. Но ведь попытаемся, а Жора?
— По мне, пусть бы этот Болтуть сначала ответил на вопросы Отдела по борьбе с экономическими преступлениями… Но ребенка жалко. Ведь Михаил Викторович не собирается жертвовать миллионом?
— Боюсь, что Михаил Викторович скорее склонен пожертвовать приемным сыном. Он и мне пытается очки втереть, будто таких денег даже в руках не держал.
— То–то и оно, — вздохнул Прищепкин и принялся набивать трубку.
— Второй довод в пользу того, чтобы мы взялись за это дело — неограниченность в гонораре и расходах.
— Но ведь Михаил Викторович беден, словно церковная мышь, — ухмыльнулся Прищепкин.
— Для вас, сказал, не поскуплюсь. Заплачу любую сумму; в разумных, конечно, пределах. Тебе, Жора, разве не хотелось бы купить квартиру?
— Плевал я на квартиру, меня волнует только жизнь Артема, — не совсем искренне ответил Прищепкин.