— Я никогда не ем. — пожала плечами муза. — Разве что…
— Пойдем в ресторан. — сказал крысолов, поднимаясь. — Хочу распить бутылочку вина и поговорить о жизни.
— Ты серьезно?
— А что такого?
— Просто ты с момента нашего, эээ, знакомства, ведешь себя как серийный убийца — молчишь, весь в себе, ни на что не реагируешь. А тут вдруг решил распить со мной бутылочку вина. Может, тогда и удавку снимаешь, ради такого случая?
— Удавку не сниму, а вот длину увеличу, если будешь себя хорошо вести. Тогда сможем спать на разных койках, и мои дырявые носки не будут упираться в твое прекрасное личико.
Несколько секунд муза переваривала услышанное. Потом хитро подмигнула:
— Исправляешься!
Они прошли в вагон-ресторан и заняли свободный столик. Посетителей было немного. Официант — лощеный юноша с легким пушком над верхней губой, положил перед ними меню и попытался скрыться, но крысолов ловко ухватил его за локоть. На лице юноши читалась плохо скрываемая тревога за свою жизнь.
— Нам бутылку красного, полусухого. И сыра какого-нибудь.
— И конфеток! — добавила муза, мило улыбнувшись. От ее улыбки юношу пробил холодный пот.
— Не стоит пугать всех подряд. — Посоветовал крысолов, когда юноша умчался за стойку. — От твоей улыбки даже мне нехорошо.
— А мне казалось, что я мило улыбаюсь. И еще я думаю, что люди бояться не меня. От тебя негативная аура исходит.
— Еще бы. Я ведь не положительный персонаж.
— Ты вор. А вор может быть как положительным, так и отрицательным. Это зависит от того, каким его видит автор.
— Проблема в том, что я не придуманный и не написанный. А потому могу делать все, что захочу. С характером, знаешь ли, не поспоришь.
Муза задумчиво провела пальцем по полированной поверхности стола. Поезд покачивался, набирая ход.
— Как знать. — Сказала муза. — Я много лет работала у одного писателя. Он считал, что мир вокруг придуман им. И каждый день этот писатель просыпался с мыслью, что он только что придумал еще один невероятный сюжет для пьесы под названием "Жизнь"… Романтично?
Крысолов не ответил. Он смотрел на проплывающий за окном мир.
— Вот и я думаю, что не романтично. — Вздохнула муза.
Трясущийся от страха и слегка побледневший юноша принес бокалы, бутылку вина, блюдечко с сыром и вазочку с конфетами. Исчез юноша быстрее, чем первая капля вина упала на дно бокала.
— Я вообще-то не только не ем, но и не пью — Сказала муза.
— Ни за что не поверю, что кто-то может отказаться от глотка вина. На дорожку.
— Молчаливым ты мне нравился больше. — сощурилась муза, но бокал взяла. — Не в моих правилах пить с вором, знаешь ли, но раз другого выхода нет…
— Я предпочитаю, чтобы меня называли крысоловом. Вором я был очень давно. Теперь времена изменились.
— Ты хочешь поговорить об этом?
— Нет. Я хочу выпить за то, что скоро буду дома.
— А я на свободе.
Крысолов залпом осушил бокал. Муза сделала несколько глотков и развернула хрустящую конфетную обертку.
— Итак. Что же ты такого украл из дома господина Виноградова?
— Тебе необязательно знать.
— Ввиду того, что я твоя пленница, ты можешь рассказать мне все, что пожелаешь.
— Но тогда мне придется тебя убить.
— Тоже верно. Но ведь ты боишься, что я расскажу кому-нибудь о тебе, и поэтому везешь меня за тридевять земель. Из этого следует, что к тому моменту, когда я буду на свободе, доберусь до Вальдемара и смогу ему хоть что-нибудь рассказать, ты уже передашь украденную вещь своему нанимателю, и это перестанет быть тайной. Верно?
Крысолов ничего не понял, поэтому налил себе еще вина.
— Тебе это все равно без надобности. — Сказал он. — Давай пить молча.
— Ты предлагал поговорить по душам. Вот я и поддерживаю разговор…
Крысолов вздохнул:
— Я люблю одиночество. Тишину. Покой. Я всегда пью вино и смотрю в окно, когда еду в поезде. Вроде как ритуал. Поезд мчится, секунды летят, вино горячит кровь и рождает воспоминания… Я не люблю воспоминания, но от вина возникает легкий осадок, что-то вроде ностальгии по прошлому, по тем временам, когда я… А в самолете я заказываю бокал шампанского и наблюдаю, как внизу плывут облака. От шампанского нет воспоминаний, но оно напоминает мне о моей мечте. Я обожаю летать. Я всю жизнь хотел стать летчиком, сесть за штурвал самолета и взлететь в голубое небо. Там так глубоко, одиноко, счастливо… — Крысолов поперхнулся и уставился на музу. Муза делала вид, что разглядывает редких посетителей.