С балкона четвёртого этажа она видела, что город живёт прежней жизнью, торговля идет, как ни в чём не бывало, люди занимались своими делами, как и до прихода миропольцев. Это обижало её и одновременно успокаивало. Значит, люди живут, живут и работают, а что в этом плохого? Кто бы ни управлял Райроном, миропольский король или его ставленник в лице Мирона, райронские ли князья, люди одинаково платили налоги, продавали товары, спешили на ярмарки, ловили рыбу и пасли скот. Если бы не развалины, так и город бы ничем не изменился.
Разве сможет Айрил в таких условиях вернуть власть? Разве найдёт он здесь поддержку? Разве люди встанут на его сторону, если все бароны и рыцари уже поклялись служить королю Мирополя?
Она вздохнула. Служанка ушла в комнаты искать новый моток ниток; за спиной послышались шаги, и Аэлла обернулась, собираясь увидеть лицо Эл. Но рядом стоял Мирон.
– Вы?
– Здравствуйте, княжна, я давно вас не видел.
– Скажите ещё, что соскучились?
– Не хватает... за ужином…
Она фыркнула, отворачиваясь. «Ну, признайся, признайся себе, что он нравится тебе, что ты, в самом деле, сама соскучилась по нему. Что вспоминала его лицо, его глаза... Ну же!»
– Вам нравится смотреть на город? – спросил он, и Аэлла повернула к нему голову, глянула вопросительно. – Вы часто приходите сюда. – Она нахмурилась: «Откуда знает?» Мирон указал рукой выше, вверх, на шестой этаж главной башни замка. – Я вот там, часто вижу вас оттуда...
– Следите за мной? – Аэлла глянула исподлобья.
– Почему сразу, слежу? Я верю вашему слову, думаю, отец воспитал вас правильно...
– Только не надо мне про отца! – она перебила поспешно. – В прошлый раз о нём вы отзывались не лестно...
– Я говорил правду, а против неё ничего другого не скажешь.
Она скривила губы.
– Вы такой правдолюб? Вас тоже воспитал таким ваш отец, или постаралась ваша матушка-королева?
Он несколько раз моргнул растерянно, отводя глаза.
– Моя мать умерла... очень рано, я даже не помню её... почти сразу, как родила меня...
– А мне было семь лет... Я свою помню...
– Так что мы с вами – сироты. – Он улыбнулся без насмешки и поглядел сверху на сидящую Аэллу, потом перевёл глаза на город.
За городскими стенами угадывались далёкие холмы, поросшие лесом, вдаль уходила блестящая лента реки. По ней плыли гружёные баржи и лодки, терялись где-то вдали в ярком полуденном солнце.
– Сироты... – Аэлла усмехнулась, и вдруг резко спросила: – Что с моим отцом? – Он долго не отвечал ей, княжна поднялась на ноги и глянула в упор. – Вы же любите правду? Скажите мне, что вы сделали с отцом?
– Он погиб, как герой... – Глаза её расширились, в них, ставших вдруг в ярком свете голубыми, казалось, плескалось само небо, наполненное солнцем внезапных слёз. – Я приказал похоронить его с почестями в вашем фамильном склепе...
Губы её вдруг скривились, как у всякого перед тем, как заплакать.
– Ненавижу вас... – прошептала она, шагнула навстречу и упёрлась в его грудь, не обойти в узком проходе балкона. – Пустите...
Идвар сжал её локти, глядел сверху вниз.
– Возьмите себя в руки... Успокойтесь...
– Успокоиться? – Она сузила глаза, зло сверкнула ими. – И вы ещё будете говорить мне... Сравнивать нас, как сирот, имея живого, здорового отца? Насмехаетесь?.. Пустите! – Толкнула его ладонями в грудь, но Мирон только покачнулся и выстоял. – Ненавижу вас... – прошептала ему, светились глаза, уже наполненные слезами. – Отойдите! И не трогайте меня! – Она резко вырвала руки и, наконец, разрыдавшись, оттолкнула Мирона с дороги, и бросилась с балкона в коридор, метнулась к себе, зажимая тыльной стороной ладони дрожащие от слёз губы.
Идвар проводил её глазами, встретил изумлённый взгляд служанки, стоявшей в коридоре. Так и так она узнала бы об этом. Так и так…
* * * * *