Выбрать главу

Вдруг защемившее сердце толкнуло память с такой силой, что невольно на задубевшие, как кора старого дуба, щеки из уголков глаз поползли тяжелые, как свинец, слезы. Не облегчающие душу. Последние в его детско-молитвенном сне жизни...

Ах и удачлив же донской казак Миронов! Ровно девять лет он играл со смертью и сотни раз мог, как подобает воину, с честью погибнуть на поле боя, но то, что с ним произошло, нельзя было увидеть даже в самом страшном сне. Встречали на родимой сторонушке как героя, а провожали как... преступника.

Жизнь... Святая и грешная. Радости и пороки. Война, кровь, жестокость, алчность и дикость... Кто прошел через это, не растеряв уважения, любви к себе и ближним, и может еще дышать святым воздухом родимого края и любоваться спелыми колосьями хлеба, тот вправе считать себя человеком?.. Жизнь... Что это такое?.. Совесть?.. Честь?.. Честь и жизнь... Это как обмен кольцами новобрачных - самый светлый и желанный миг. Зачем он, Миронов, в этом мире? А если бы все сначала?.. Наверняка прошел бы тот путь - путь донского казака, стиснутого традициями. Служба в армии. Войны... И определяющим могла стать удача, собственная сообразительность и храбрость собственная. Все прошло бы по заведенному кругу: ни прибавить, ни убавить. Потому что он принадлежал к роду-племени донских казаков и должен вместе с ними прошагать свой жизненный путь. Предначертанный предками. Судьбой народа. Он его песчинка и обязан быть истертым в порошок. Народ расстрелян. Уничтожен. Значит, и он должен погибнуть бесславно. И никаких трагедий! От народа, от его судьбы оторваться невозможно. Да и нечестно было бы... Традиции - вот корни, на которых покоится и судьба народа, и судьба отдельного человека. И судьба Отечества. Только дело-то все в том, что с жизнью расстается в этот миг не мифический народ, а он, конкретный человек Филипп Миронов. И больно-то пока ему только одному... Да с ним ли все происходило и происходит?.. Сначала жизнь Миронова раскатывалась, как вольный, чистокровной донской породы конь, несущийся средь степных ковылей, в гриву которого упруго вплетались ветер, солнце, звезды и луна. И он кометой пролетал над миром, могущественным богом войны. Талантом богом наделенный. Справедливостью и милосердием. Но, видно, подобные люди отторгались вздыбленной русской землей, отягощенной страшным грехопадением, - сын убивал мать, дочь - отца. И вместе с ужасом грехопадения, мором и гладом на землю Русскую Бог проклятьем выкинул черную, мракобесную стаю инородцев. Измазывая лица, руки и тела, они изголодавшимися ртами присасывались к своим жертвам и, захлебываясь от жадности, судорожно и суетливо пили кровь. Жирели. И лопались, как перекормленные пиявки...

Сможет ли Россия с бесстыдно заголенным подолом доползти до храма на исповедь и, встав на колени, принести покаяние? И допустят ли ее после всего случившегося к причастию?..

Люди, вы видите, что один из сынов России, бесстрашный и храбрый до безумия, встав на колени, готов покаяться и просить если не пощады, то хотя бы снисхождения к грехам своим и грехам своей Родины. Может быть, отыщется хоть крупица истины, которая примирит его с миром, в который он вошел как завоеватель?.. И не вините его за то, что он, переборов себя, с покаянием обращается к людям, не верующим ни в Бога, ни в черта.

* * *

Итак, последнее письмо-исповедь к властям предержащим.

26

"Уважаемые товарищи и граждане!

В письме (№ 61, "Правда") Центрально-контрольной комиссии говорится:

"Партия сознает себя единой сплоченной армией, передовым отрядом трудящихся, направляющей борьбу и руководящей ею так, чтобы отстающие умели подойти, а забежавшие вперед не оторвались от тех широких масс, которые должны претворить в жизнь задачи нового строительства"... В другом письме ЦК РКП (б) ко всем членам (№ 64, "Правда"), между прочим, читаем: "События показали, что все мы слишком поторопились, когда говорили о наступлении мирного периода в жизни Советской Республики и что задача всех партийных организаций заключается в том, чтобы проникнуть поглубже в деревню, усилить работу среди крестьянства и т. д. Партия решила во что бы то ни стало уничтожить бюрократизм и оторванность от масс..."

Письмо это заканчивается восклицанием: "К массам... вот главный лозунг X съезда".

За 4 года революционной борьбы я от широких масс не оторвался, но отстал ли или забежал вперед, и сам не знаю, а сидя в Бутырской тюрьме с больным сердцем, чувствую, что сижу и страдаю за этот лозунг. Из доклада товарища Ленина на X съезде о натуральном налоге (газ. "Правда" № 57) я приведу пока одно место: "Но в то же время факт несомненный и его не нужно скрывать в агитации и пропаганде, что мы зашли дальше, чем это политически и теоретически было необходимо".

Эту выдержку я взял, чтобы спросить себя и других: кто же, в конце концов, оказался оторвавшимся от масс и кто оказался забежавшим вперед? Но как бы я за себя ни решал этого вопроса, я не могу ни догнать, ни подождать коммунистическую партию, чтобы быть в ее рядах на новом фронте, объявленном партийным съездом в борьбе за лучшее будущее человечества, ибо лишен свободы.

В приветствии съезду работников водного и железнодорожного транспорта 23 марта (газ. "Правда" № 63), между прочим, Калинин заявил: "...Советская власть говорит, что мы должны помогать везде и всюду истерзанным и усталым людям". Вот за этой-то помощью из Бутырской тюрьмы к Вам обращается один из самых усталых и истерзанных, что Вы увидите из такого медицинского свидетельства, выданного мне 29 марта за № 912:

"Дано сие заключенному Бутырской тюрьмы Миронову Филиппу Козьмичу в том, что он страдает хроническим перерождением сердечной мышцы, расширением сердца до конца; акцент П-тон, аорты Р - тяжелой формой неврастении".

К Вам обращается, тот, кто ценой жизни и остатков нервов вырвал 13-14 октября 1920 года у села Шолохове победу из рук барона Врангеля, но кого "долюшка" сохранила, чтобы дотерзать в Бутырской тюрьме, тот, кто в смертельной схватке свалил опору Врангеля - генерала Бабиева, и от искусных действий которого застрелился начдив Марковской, генерал граф Третьяков.

К Вам обращается тот кто в Вашем присутствии 25 октября 1920 года на правом берегу Днепра у села Верхне-Тарновское звал красных бойцов 16-й кавдивизии взять в ту же ночь белевший за широкой рекою монастырь, а к Рождеству водрузить Красное знамя труда над Севастополем. Вы пережили эти минуты высокого подъема со 2-й Конной армией, а как она и ее командарм исполнили свой революционный долг, красноречиво свидетельствует приказ по Реввоенсовету республики от 4 декабря 1920 года за № 7078.