На Вечный город опускался вечер и в теплом воздухе пахнущем кипарисами и базиликом разносился звук колоколов призывающий прихожан на вечернюю службу.
Мне всегда казалось, что именно здесь все обряды, которым следует священник, имеют особое значение. Я думал даже, что правильней было бы отправлять службу не на латыне, а на итальянском. Ведь по-большому счету этим языком читал свои проповеди Святой Петр ( во времена становления христианской религии в Риме только богатые патриции говорили на классической латыни, простые люди, которым проповедовал Петр использовали так называемый "старый итальянский") . Но отец Джон настоятельно посоветовал мне не начинать дискуссии на эту тему до тех пор, по крайней мере, пока я не стану кардиналом Нью Йорка и Нью Джерси.
-Я не хочу быть кардиналом, отец. Я хочу быть священником и жить среди людей, а не среди напыщенных слуг и старых канделябров.
Тот же пожал плечами и сказал, что плох солдат, который не хочет быть генералом.
Наверное, он был прав. Амбиции - штука не плохая, хотя и опасная.
И, как не странно, сейчас я только убеждался в этом. Разве не амбициозно надеяться, что руководитель, как выразилась Вики, секретной службы Ватикана вот так просто даст нам все, что мы хотим, стоит ему узнать кто мы, зачем и откуда. Конечно, мы решили всей правды ему не говорить. Незачем ему знать о настоящей сущности Виктории. Рассуждая об этом я и не заметил, как мы добрались до места.
На стойке регистрации долго ждать не пришлось. Вики подписала счет, показала, что на ее кредитной карте значилось “Нью Йорк морнинг пост”, подмигнула мне, мол газета платит и мы пошли к лифтам.
Наш номер оказался небольшим, но с прекрасным видом на крыши Ватикана. Мы бросили сумки прямо на кровать и стали смотреть в окно.
Дух захватывало от этого вида и одной только мысли, что перед нами не что-то искусственное, а самое настоящее. Я показывал рукой то на одно, то на другое место и говорил, что это.
-Смотри, вон там библиотека, а прямо рядом, видишь?- это площадь святого Петра и Собор.
Она следила за моей рукой, приподнималась на цыпочки чтобы лучше разглядеть и улыбалась. Совсем, как человек!
И все это происходило под романтичный саундтрек веселого воркования голубей, которые устроили себе гнездо под козырьком крыши.
А еще чудесный запах ее волос, совсем рядом со мной и блики на ее коже, которые оставляли лучи заходящего солнца. Я забыл обо всем. И только невероятные усилия сдерживали меня от следующего шага.
Но когда она повернула голову ко мне, чтобы повторить какой-то свой вопрос, которых она задала и не дождалась ответа. Я не мог сдерживаться.
Повторяя себя: "Стой! Стой! Нельзя!" я стал наклоняться к ней и когда мои губы оказались прямо рядом с ее вдруг раздался телефонный звонок в ее сумке и вернул меня в реальность.
-Ой, прости! - заговорила она.
-Нет, это ты прости! Я немного... Я не должен...
-Да... Не должен... -она свела ладони и отступила на пару шагов, телефон тем временем продолжал разрываться.
-Я же... Ну, еще нет, но скоро буду...
-Да-да! Священник. Это значит без глупостей! - она погрозила пальцем и повернувшись к сумке сказала,- так, что там?! А телефон!
Пока она рылась в поисках аппарата я четко услышал, как она крепко выругалась. Не очень приличествующее юной даме дело, но честно говоря, мне хотелось выругаться ни чуть не меньше.
Часть 2. Глава 2. Не имеющие отношения к делу факты.
-Никто из нас такой жизни, или существования, если Вам так угодно, дорогой отец, не выбирал...- сказала я со вздохом, утром, когда накрывала завтрак для нашей супер охраняемой персоны.
Отец Джон все еще был насторожен к нам и пытался следить буквально за каждым движением.
Оливер уехал на службу еще до рассвета. Ему нужно было закончить несколько бумажных дел, и подготовить материалы для судов.
Я же позвонила своему ассистенту и сказавшись больной осталась дома, чтобы ни на минуту не оставлять священника одного.
Мы поговорили о превратностях погоды, о том, что бабье лето в этом году прекрасно, но хотела я того или нет, все, в конечном, итоге свелось к его рассуждениям о нашей сущности и о том, как ему трудно перестраиваться в своих убеждениях.
Я усмехнулась и сказала:
-Дорогой отец, а как по-вашему, легко быть Анной Валье, дочерью короля Людовика XV и одной из его фавориток?
Он уставился на меня, не готовый к такому повороту, я улыбнулась ему и продолжила:
-Я, дорогой отец, родилась в 1751 году в Париже и почти сразу меня увезли в Бордо в поместье моего деда маркиза де Валье, который удочерил меня, чтобы избежать скандала. До 20-ти лет я прожила в его доме и это были самые счастливые годы моей жизни. Дед, которого мне нужно было называть "пАпа" не очень заботился о том, с кем я общаюсь так, что у меня было больше друзей среди крестьян, живущих в соседних деревнях. На огромных виноградниках, который принадлежали нашей семье, они растили самые знаменитые сорта винограда и делали удивительное вино.
Среди всех виноделов был один, кого пАпа ценил особо - одноногий Жак Фалле. Он не умел ни читать ни писать, и разговаривал-то с большим напряжением, но свое дело знал лучше, чем Дионис (бог виноделия у Греков). От него я узнала много того, о чем сейчас уже и забыли все. Тогда виноделие было почти волшебством, сейчас, на сколько я вижу, просто процесс брожения с дальнейшим получением прибыли.
Что же до моего образования, все закончилось на чтение Святого Писания, романов и антологий античных богов.
Так что выросла я скорее провинциальной невеждой, чем особой голубых кровей.
Когда же мне исполнилось 20-ть мать написала из Парижа, что нашла для меня прекрасную партию. Этим "подарком судьбы" должен был стать граф де Танфур. ПАпа не возражал против этого брака, потому что понимал, что долго сидеть на винодельне мне все же не стоитю Он благословил меня в путь и пожелал быть счастливой.
Я рыдала и просила, чтобы меня оставили с ним, но никто и слушать меня не стал.
Когда карета увозила меня из поместья, одноногий Фалле бежал за нами, ковыляя на своей деревяшке, будто зная, что мы расстаемся навсегда. Это был один из самых печальных и траогательных моментов во всей моей жизни. Не только человеческой. Но и нынешней.