— Ты думаешь, от того, что вы пойдете с нами, будут меньше калечить девочек?
Я не знала, что ответить. По правде говоря, я не думала, что, если война продолжится, то девочек искалечат меньше. Возможно, для женщин и других некомбатантов Дарго лучше бы граната попала тогда в джип Фазиля, а не в армянскую «шестерку». Но не могла же я сказать Алихану, что мой друг Эдик, голубой, как юбка Сейлор Мун, влюблен в Фазиля, а я влюблена в голубого Эдика.
Он бы, мягко говоря, не понял.
— Ты сильно его любишь? — спросил Алихан.
— С чего ты взял, что я его люблю?
— Ай, что за вопрос? Зачем женщина идет на чужую войну, если не за мужчиной? Зачем она идет в снега?
Давид почему-то фыркнул.
— Сиди тихо, ты, мальчишка, — нахмурился Алихан. — Что ты об этом знаешь?
— Ничего, — шепотом ответил Давид и протянул Алихану крышку термоса, наполненную горячим чаем.
— Я его люблю, Алихан, — сказала я. — Но, пожалуй, не так, как ты думаешь. Он мой друг.
— Что значит друг? — удивился Алихан. — Ты что, лесбиянка?
— Нет. А друг значит друг. Ты пошел в горы за Фазилем, потому что ты его друг. Я пошла в горы за Эдиком, потому что он мой друг. Что не так?
— Я мужчина.
— Алихан, люди дружат не яйцами.
Алихан засмеялся, отпил чаю. То, что намерзло на его усах, оттаяло от горячего пара.
— Ты любишь его, — сказал он. — Но не хочешь говорить, потому что он тебя не любит, да?
— Да, если тебе так проще.
Алихан удовлетворенно кивнул. Справившись с когнитивным диссонансом, он вернулся к чаю.
— Ты веришь, что мы сможем взять Архун?
— Фазиль верит, а он понимает в военном деле больше моего.
— Фазиль понимает, я понимаю. Я не понимаю, откуда Эдик понимает. Он кто, врач?
— А Фазиль вроде нефтехимик?
Алихан несколько смутился. Если бы Эдик был таким доктором, какой Фазиль нефтехимик, на кладбище в Хадиджане было бы существенно больше могил. Фазиль стал нефтехимиком только потому, что в тот момент, когда ему понадобился диплом, кто-то как раз продавал диплом нефтехимика. С тем же успехом Фазиль мог бы стать геологом или палеографом. Надо отдать должное его скромности — он не попытался сделаться юристом или экономистом. Видимо, ему не хотелось уподобляться тем господам, что заседали в парламенте Северной Аварии — Дарго. Он взял диплом по той специальности, в которой хоть что-то понимал.
— Бывает и просто талант, — примирительно сказала я.
Алихану не понравилась такая трактовка. Он считал, что просто талант может быть у Фазиля, у него самого, у Анзора, у любого из местных мужиков, которые автоматом и карандашом начинают пользоваться в одном возрасте. Что талант к войне может быть у щуплого рыжеватого русского врача — с этим он никак не мог смириться.
— Ты мне скажи, как можно воевать Гуглем?
— Кто владеет информацией, тот владеет миром, — усмехнулась я.
— Откуда он знает, что турки в Интернете правду написали?
— А откуда ты знаешь, что на карте правда нарисована? Они обязаны там писать все как есть. Такие международные соглашения.
Алихан покачал головой. Он явно считал эти соглашения вредными.
— Когда у нас будет Республика Дарго, — сказал он, — мы не будем подписывать такие глупые соглашения.
— Тогда, — сказала я, — Республику Дарго никто не признает.
Говорить о мировой политике и ее принципах было интересней, чем таращиться на пламя керосинки. Но тут послышались шаги с западной стороны перевала, и Фархад, выбежав на возвышение, замахал фонариком и закричал:
— Эге-ге-гей!
— Э-э-э! — откликнулись снизу.
Эдик поднялся на перевал с Магой, цеплявшимся за его плечи и непрерывно стенавшим.
— Садись, — неприязненно сказал Маге Алихан. — Что ты стонешь, как баба?
— Я ногу сломал, — пожаловался Мага.
— Врешь, — сказал Эдик. — Не сломал ты ногу, просто потянул. Кончай ныть.
Но Мага ныл и ныл все время, пока мы добирались до нижнего лагеря, и слава Богу, что ныл он по-чеченски, так что я не понимала ни слова. Алихан вяло отругивался, и когда внизу, уже возле самого лагеря, нас встретил Анзор, Мага имел вид такой жалкий, а Алихан — такой рассерженный, что Анзор сказал:
— И ради этого чучела ты возвращался в снега? Да он и банки со сгущенкой не стоит!
— Нет, Анзор, — устало выдохнул Эдик. — Он не стоит и пустой банки из-под сгущенки.
И Анзор захохотал, оскалив желтые зубы курильщика, и поволок Магу вдоль всего лагеря, повторяя шутку Эдика возле каждой палатки, и ответом ему были взрывы смеха — хоть шутка и была проще, чем икейская мебель, но замерзшие и усталые люди нуждались хотя бы в такой.