Сил не было не то что на заклинания, которые и в лучшие времена у меня не всегда выходили, но даже на банальное поддержание собственных сил в такой ответственный момент. Я уже почти умерла, добровольно выбросила Силу — и напрасно. Она погасла, ушла в никуда. Ведь смерти-то не случилось.
Дроу свободной рукой снял свой шлем и ухмыльнулся. Клыков у него не было, как гласила молва. Были снежно-белые волосы почти до плеч и оранжевые глаза с узкими зрачками. Я слышала описания внешности дроу и раньше, но составители этих описаний как-то забывали, что дроу — Темные, но все же эльфы. Хотя они не бессмертны, как Светлые, просто живут очень и очень долго, хотя они не такие «многомудрые и прекрасные», но — эльфы. Отсутствовала та изящность черт, за которую лесной народ и называют прекрасным, скулы сильнее выделялись, про глаза я уже говорила, а уши даже у меня становятся такими же, когда идет превращение. Одно только пугало — кожа. Ясно, конечно, что существо, никогда не видевшее солнца, должно иметь бледный цвет лица, но не настолько же! Кожа была даже не белой, она была серой, больного темного оттенка, которого я не встречала даже у нежити.
В темноте подземелья он был похож на призрак — белые пряди волос и горящие глаза на жутком сером лице. Наверное, я вздрогнула. Ухмылка стала шире. Как бы ни было плачевно мое положение, а я все-таки успела подумать: «Нет, ну что за безобразие, хоть бы зубы были черные, а то такой с туманом сольется и не заметишь…»
— Откуда взялся, Хозяин? Сдохнуть хотел по геройски? Все еще хочешь? Ну так мы мигом! Только будет очень больно…
И голос у него был бесцветный. Он даже тряхнул меня разок. Я понимала, что будет больно, понимала и хотела плакать от страха и бессилия, но про себя решила, что никогда и ни за что не покажу им своего отчаянья.
— Что, руки зажили, полудурок? — выдавила я. — И пауков переловили?
Второй дроу тоже снял шлем, но лица его я не разглядела. В частности, потому что была занята — пыталась не сорваться в истерику.
— Очевидно, — голос у второго дроу был мелодичнее и спокойнее, — наш дорогой пленник не знает, что платой за жизнь оставшихся гномов и их драгоценный символ власти, Шлем-Корону, стала голова героического фаталиста.
Так значит, город теперь принадлежит дроу, выжившие дворфы ушли вместе со своей реликвией, а я осталась чем-то вроде переходящего приза…
— Не верю.
— Не верь, — покорно согласился оранжевоглазый. Опыт общения с разными порядочными и не очень людьми и нелюдями подсказывал: когда кто-то признается во лжи так легко, он, вероятнее всего, не врет.
— Ваши боги будут довольны… Добились своего, — дура, ну зачем эти неуместно высокие слова, зачем, если еще немного — и разревешься?
— При чем здесь боги? Мы тебя просто побьем, зажарим и съедим.
Чувство юмора я всегда уважала. Только шутка не впечатляла.
— Зубов не хватит…
— Ну вот, — так же ровно заметил второй, — уже вполне нормальный диалог… Ты кто?
— Маг.
— Я и сам вижу. Имя?
Нет, лучше молчать. Имена даже нечисти называть не дело, а тут дроу…
— Дурак, — уныло констатировал первый, отпуская меня. Затылок в шлеме гулко ударился об пол, я застонала. — И слабак, к тому же…
— Он чуть не умер, — сказал второй дроу, наклонившись. — Ему надо отдохнуть.
Вот кто был по-настоящему, по-эльфийски красив, даже еще лучше! Кожа была тоже серой, но это казалось таким несущественным! И совсем не пугало. Может, потому что она по цвету была все-таки ближе к человеческой, пусть и крайне бледной? Глаза у него были светло-зеленые, большие и прозрачные, волосы плавными волнами, с едва уловимым оттенком льна. Черты лица не такие резкие, как у первого, но было с первого взгляда ясно, что он может и просто врезать, и безжалостно избить, и убить. Как, впрочем, и его приятель.
Внезапно захотелось предложить обоим дроу уложить меня в более подобающее для отдыха место, но зеленоглазый осторожно приподнял меня и снял шлем.
Я искривила бледные губы в злобной усмешке, наблюдая, как вытягиваются их лица.
— Девка!..
От неожиданности эльф все-таки разжал руки, и моя многострадальная голова вновь шмякнулась об пол…
* * *Однажды я очень сильно напилась и наутро мучалась жесточайшим похмельем. Сейчас все было еще хуже. Потому что тогда я была не одна, все происходило на знакомой земле, и вспомнила я о последствиях гулянки уже за городскими стенами, тихо радуясь, что не организовано погони, а сейчас недавние события прямо-таки стояли перед глазами. Доспехов на мне не было, ну и славно, надоело таскать на себе пуд железа. Холщовые черные штаны, простая серая рубашка (вся в пыли и поту) и мягкие полусапожки, настолько старые, что их смело можно было выкидывать, если бы в перспективе не маячило бегать за нечистью по буеракам в лаптях. Волосы я обрезала довольно давно, и сейчас они успели отрасти почти до плеч. Так вот, собственно, эти волосы были мало того, что немытые уже целую неделю, но и спутанные в лучших традициях болотных кикимор. Способность на Зов я в себе уже чувствовала, но на очень слабый.