В блиндаж зашел Владимир. Пиотта хорошо знал отца и сразу заметил, что с ним что-то не так.
— Владимир, здорово! — Сергеич прошел и поздоровался с товарищем. — Привез моторы?
— Привез, без них бы не приехал. Вы, я смотрю, тут тоже время даром не теряли. Сколько мне придется везти назад. — В голосе Владимира чувствовалось расстройство.
— Восемнадцать погибших, и больше тридцати раненых, но раненые почти все легкие. Осколками посекло. Здесь подлечатся. Что-то случилось? — Сергеич тоже заметил, что Владимир не такой, как всегда.
— С Петром надо переговорить, с глазу на глаз.
У Петра захолодело в душе, он сразу же подумал про Далилу. Они вместе вышли на свежий воздух.
— С Далилой что-то? — Первым делом спросил сын.
— Да, с ней, сынок. — Горько подтвердил его опасения Владимир.
— Что с ней?
— Пропала она.
— Как пропала? С чего бы ей пропадать, с чего вы взяли вообще?
— Дома ее нет, у вас в спальне гильза валяется и кровь на полу, а перед домом, снег примятый, как от плота. На Вихорку мы думаем. Вернулся сученок, когда мужиков в деревне не было и украл девчонку. Я думаю, что кровь на полу его, потому что стреляли из твоего карабина. Наверно Далила отстреливалась, да только ранила его.
Петр заходил туда-сюда, пятерней вороша свои волосы.
— Я поехал. Беру «Неустрашимого» и лечу. — Он забежал в палатку и объяснил Сергеичу свою ситуацию.
— Конечно, Петр. Даже не переживай, бери и плот и команду если надо.
— Команду не буду брать, это мое личное дело. Всё — время деньги. — Петр выбежал из палатки и побежал в сторону стоянки плотов.
Снежная гряда тянулась в ширину на сотню километров. Как взять след Вихорки Петр не представлял. Плоты не оставляли следов в воздухе. Втайне, он надеялся, что приехав в поселок он обнаружит ее живой и невредимой и ее исчезновению найдется более простое объяснение.
Петр бегал от борта к борту сам не зная почему, но он хотел увидеть какие-то следы Далилы на белом снегу. Из-за сильного расстройства мысли юноши никак не могли настроиться на нужный лад. Они постоянно соскакивали на рисуемые воображением страшные картинки того, что могло случиться с его женой. Петр сам себя уговаривал, что такого не может произойти, но страшные мысли упорно возвращались. Но вдруг, в какой-то момент, до него дошло, что мысли отступили и кто-то упорно пытается достучаться ему в мозг. Знакомое состояние. Такое он испытывал когда ночевал в этих горах. Каждый раз, просыпаясь, Пиотта чувствовал себя оборванным на полуслове. Юноша решил пустить чужой голос в свою голову.
Вместо голоса в глазах пробежали картинки разбитого плота, зарывшегося в снегу, и цепочка следов, идущих от него. Петр догадался кому они принадлежат. Мысленно он послал вопрос, как найти того, кому принадлежат следы и почувствовал, как давление на разум усилилось. Пиотта не сопротивлялся. Он почувствовал, что встал и пошел к рулю и против своей воли повернул его. Неизвестно сколько времени провел юноша в таком сомнамбулическом состоянии, но оно неожиданно исчезло. Петр проморгался, как ото сна и перегнулся через борт. Солнце клонилось к закату и прямо на него шла маленькая фигурка, которая вскоре обернулась на приближающийся шум. Фигурка подняла большую винтовку вверх и выстрелила. Оружие вылетело у нее из рук. Фигурка стояла и ждала. Петру не надо было брать бинокль, чтобы понять кто это. Он знал, что это Далила.
Это был самый сильный удар по самолюбию за всю карьеру УйанОуна. Почти две тысячи солдат потерянных за короткий бой. Ему и в страшном сне такого не могло привидится. Перед началом кампании он рассчитывал разменять одного своего солдата не меньше чем за сотню уклей. То что творилось в его голове сейчас никак не могло уложиться в созданные им самим рамки.
Его войска бежали от каких-то уклей, которых он никогда не держал, не то что за соперников, но даже за разумных существ. Укли были кем-то вроде вспомогательных животных. А теперь эти животные поставили его в такое положение, которому в его сложившемся сознании не было названия. Животные выиграли битву с разгромным счетом. Казалось, что это сон, неправда, иллюзия. УйанОун боялся смотреть в глаза ЭнтОнта. Вся спесь была сбита с него мгновенно. Признаться ЭнтОнт не жаждал раскаяний своего командира. Его гораздо сильнее беспокоило, то, с какой легкостью уклям достаются победы. Надо было признать, что их командиры больше смыслят в войнах, чем он сам.