В городе сильно пахло дымом. На всем виднелся налет угольной сажи. Похоже, что местное время, можно было сравнить с началом девятнадцатого века на Земле. На перекресток выехала повозка на паровой тяге. Ужасно грохоча механизмами, и испуская из трубы черный дым она, деловито управляемая туземцем, проехала мимо. Пиотта подумал, что если его хорошо примут, то он подкинет им идей с двигателями внутреннего сгорания.
В городе было тепло. Даже не в сравнении, а просто тепло. Защищенный от холодных ветров котлован, нагревался лучами солнца, падающими на его темное, закопченное дно. Беспокоящий юношу страх, оставшийся после нетеплого приема, как-то улетучился и мысли потекли в приятную сторону. Ему представлялось, что он сможет быть полезным местному обществу, что они предоставят ему свободу в обмен на полученные знания. Тогда он пойдет и встретится с отцом, который будет его искать. Позитивный настрой сразу улетучился, когда он увидел закованного в железные кандалы человека. Обыкновенного человека, не туземца с серой кожей, а обычного человека. Изможденный, в рванье, человек стоял намешивая железным шестом в огромном котле, стоявшем на печи. Котел парил, распространяя зловоние. Петр прикрыл крышку, чтобы не видеть этого. Но люди встретились ему и дальше. Почти такой же тощий и в рванье человек тянул за лямки телегу, груженую углем. Дорога вела немного на подъем, и человек с трудом осиливал его. Он упирался ногами в стык камней и подтягивал телегу, затем быстро перехватывался и снова тянул. Его колени были разбиты в кровь от неоднократных падений. Но видимо, в этом мире выбирать чем заниматься ему не приходилось.
«Лошадь» остановилась возле большого и мрачного дома. Его можно было бы назвать красивым, но учитывая обстоятельства в которых оказался Пиотта, мрачное перевешивало. Всадник спрыгнул с «коня», подошел к ящику и бесцеремонно вынул из него юношу. Туземец был в полтора раза выше Петра, но выглядел намного массивнее. Килограмм в триста оценил его вес Петр. Туземец поставил его на ноги и дал тычка, в сторону двери, а сам пошел следом. Перед самым носом дверь отворилась и их впустил старый туземец, облаченный в пестрые одежды.
В большой зале, стоял полумрак. Солнечный свет проникающий в помещение через разноцветные витражи, терял силу. Туземец, тычками прогнал мальчика сквозь залу и направил к неприметной дверце на противоположной стороне. Дверь отворилась и мальчик оказался в темной комнате освещенной каким-то аналогом керосиновой лампы. В носу засвербило от резкого запаха. В комнате находились двое туземцев и один человек. Вида он был более благополучного, чем встреченные ранее и оттого на душе мальчика немного отлегло. Всадник, доставивший Пиотту сюда прогавкал на своем языке. Один из туземцев, махнул ему рукой, приказывая остаться. Глаза немного привыкли к полумраку и юноше удалось подробнее рассмотреть двух туземцев. Махнувший рукой, имел шрам на лице, проходивший ото лба до верхней губы. Просто чудом у него остались целыми оба глаза. На нем были одеты доспехи, отливающие желтоватым блеском, и имеющие сложные орнаменты. Пиотте показалось, что это очень важный военный чин. От него веяло строгостью и военной дисциплиной. Второй не имел доспехов вовсе. Наверное, городской чиновник, или кто-то в этом роде. Человек с любопытством рассматривал Пиотту. «Чиновник» что-то произнес на своем прерывистом языке. Человек весь обратился в слух, а затем перевел мальчику сказанное.
— Унгцаг интересуется, как ты попал сюда? От кого ты сбежал?
— Ни от кого я не сбегал. Просто мы гуляли, сами по себе. — Ответил Пиотта.
— Ты был не один? — перевел очередной вопрос Унгцага человек.
— Нет, я был один. Скажи им что это особенности языка, что неправильно перевел. — Попросил переводчика юноша, понимая, что они могут отправиться на поиски его отца.
Военный прогавкал что-то туземцу стоящему за спиной Петра. Туземец схватил рюкзак и высыпал его содержимое на пол. Банки покатились в сторону важных персон, и чиновник Унгцаг даже успел отскочить. «Серые» перекинулись между собой фразами. Военный поднял банку, осмотрел ее со всех сторон и что-то спросил.