Когда я приехал, Грациэла пыталась успокоить рыдающую Рози, одну из медсестер. Бедняжка была явно не в себе. Я хорошенько ударил ее по щеке — она тут же стихла — и спросил, что происходит. Отчего у нее на халате кровь? Где доктор Сильва? Почему некоторые из пациентов вышли из палат и что это за чертов грохот? Она рассказала, что у герра Мюллера внезапно остановилось сердце. Реаниматоры пытались оживить его, когда герр Мюллер открыл глаза и укусил доктора Сильву за руку. Они стали бороться, Рози хотела помочь, но ее саму чуть не укусили. Она оставила Сильву, выбежала из палаты и заперла за собой дверь.
Я едва не рассмеялся. Нелепость какая. Наверное, наш Супермен ошибся, поставил неверный диагноз, если такое возможно. Герр Мюллер просто поднялся и в ступоре ухватился за доктора Сильву, чтобы сохранить равновесие. Должно же быть разумное объяснение… однако на ее халате кровь, а в палате герра Мюллера — шум. Я вернулся в машину за пистолетом — наверное, чтобы просто успокой Грациэлу и Рози…
— Вы носили с собой пистолет?
— Я жил в Рио. Что еще мне носить в кармане? «Жеребца»? Я подошел к палате герра Мюллера, постучал несколько раз. Ничего. Я шепотом позвал его и Сильву по имени Никто не ответил. Тут я заметил, что из-под двери тонкой струйкой бежит кровь. Я вошел и обнаружил, что ею залит весь пол. Сильва лежал в дальнем углу, Мюллер скорчился над ним, белой толстой спиной ко мне. Не помню как я привлек его внимание, позвал, ругнулся или просто стоял столбом. Мюллер обернулся ко мне, из его открытого рта вываливались куски кровавого мяса. Швы на груди разошлись, из разреза сочилось какое-то густое, черное желе. Он неуклюже встал на ноги и медленно поплелся ко мне.
Я поднял пистолет, целя в его новое сердце. Это был израильский «дезертигл», большущий и внешне эффектный, почему я его и выбрал. Я никогда не стрелял из него, слава Богу. Спуск оказался тугим, отдача — слишком сильной. Пули ушли высоко, в прямом смысле слова снеся Мюллеру голову. Счастливчик, что скажешь… да, счастливый дурак стоял с дымящимся пистолетом и чувствовал, как по его ногам течет теплая моча. Теперь уже меня били по щекам. Грациэле пришлось ударить несколько раз, прежде чем я пришел в себя и позвонил в полицию.
— Вас арестовали?
— Вы с ума сошли? Они же мои партнеры. Как, по-вашему, я доставал органы? Кто помогал мне выкручиваться? Они знают в этом толк. Полицейские объяснили моим пациентам, что в клинику ворвался какой-то маньяк-самоубийца и прикончил герра Мюллера с доктором Сильвой. Они же позаботились, чтобы персонал не ляпнул что-нибудь не то.
— А тела?
— Сильву записали возможной жертвой «угонщиков», Не знаю, куда подбросили его тело, может, в какой-нибудь переулок в гетто. Для большей достоверности присовокупили наркотик. Надеюсь, его просто сожгли. Или закопали… глубоко.
— Думаете, он…
— Не знаю. Он умер с нетронутым мозгом. Если его не положили в мешок для трупов… Интересно, сколько времени нужно, чтобы выкопаться?
(Оливейра жует еще один листок, предлагает мне. Я отказываюсь).
— А мистер Мюллер?
— Никаких объяснений, ни жене, ни австрийскому посольству. Просто еще один похищенный турист, зазевавшийся в опасном городе. Я не знаю, поверила в это фрау Мюллер или пыталась начать расследование. Может, она так и не поняла, как ей повезло.
— Почему повезло?
— Вы шутите? А если бы он не восстал в моей клинике? Что, если бы он добрался до дома?
— Это возможно?
— Конечно! Подумайте. Инфекция распространялась от сердца, вирус получил прямой доступ к сосудистой системе и достиг мозга через пару секунд после пересадки. А теперь возьмем другой орган, печень или почки, даже кусочек кожи для трансплантации. Времени уйдет гораздо больше, особенно если вирус присутствует в малом объеме.
— Но донор…
— Мог еще и не восстать. Недавно зараженный, к примеру. Орган еще не совсем насытился. Лишь бесконечно малый след вируса. Орган пересаживают в другое тело, пройдут дни, недели, пока инфекция проникнет в кровоток. К тому моменту пациент уже будет на пути к исцелению, счастливый, здоровый, ведущий полноценную жизнь.
— Но тот, кто извлекал орган…
— Мог и не знать, с чем имеет дело. Я же не знал. Тогда еще никто ничего не знал. Даже если и были в курсе, как некоторые в китайской армии… Вы хотели поговорить о морали… Долгие годы до эпидемии они делали миллионы на продаже органов казненных политических преступников. Думаете, какой-то крошечный вирус заставит их прирезать курицу, несущую золотые яйца?
— Но как…
— Извлекаете сердце сразу, как только жертва умрет… или пока она еще жива… Они и так поступали, знаете ли, вырезали живые органы, чтобы обеспечить их свежесть… Так вот укладываете на лед и отправляете самолетом в Рио. Китай был крупнейшим поставщиком человеческих органов. Кто знает, сколько зараженных роговиц, гипофизов… Матерь Божья, кто знает, сколько зараженных почек они выбросили на мировой рынок. А это только органы! Хотите поговорить о яйцеклетках, сперме, крови, которые «добровольно сдавали» политические преступники? Думаете, иммиграция — единственный путь распространения инфекции по планете? Не все из первых зараженных были китайцами. Как вы объясните слухи о людях, которые внезапно умирали по неизвестным причинам, потом воскресали, когда их никто никогда не кусал? Почему столько вспышек началось в больницах? Нелегальные иммигранты из Китая там не лечились. Вы знаете, скольким тысячам человек незаконно пересадили органы в первые годы до Великой Паники? Даже если инфицированы всего десять процентов, всего один процент…
— У вас есть доказательства?
— Нет… но это не значит, что такого не было! Когда я думаю, сколько сделал пересадок пациентам из Европы, арабского мира, даже из лицемерных Штатов. Многие ли из вас, янки, интересовались, откуда взялась новая почка или поджелудочная железа, от ребенка из трущоб Рио или от неудачливого студента из китайской политической тюрьмы? Вы не знали и плевать на все хотели. Просто выписывали чеки, ложились под нож и уезжали домой в Майами, Нью-Йорк или куда там еще.
— Вы когда-нибудь пытались разыскать своих пациентов, предупредить их?
— Нет. Я пытался замять скандал, восстановить репутацию, базу клиентов и счет в банке. Я хотел забыть о том, что случилось, а не расследовать подробности. К тому времени, как я осознал опасность, она уже скреблась в мою дверь.
Мне велели ждать «парусника», хотя «парусами» «ИС Имфинго» называют четыре вертикальные ветротурбины, вырастающие из гладкого трехкорпусного остова. Если добавить пакет топливных элементов с протонообменной мембраной, который превращает морскую воду в электричество, становиться понятно, откуда в названии префикс «ИС», означающий «Infinity Ship» — «корабль бесконечности». Судно, объявленное будущим морского транспорта, редко встретишь под неправительственным флагом. «Имфинго» находится в частном владении. Джейкоб Найяти — его капитан.
— Я родился почти одновременно с новой Южной Африкой без апартеида. В те дни эйфории новое правительства обещало не только демократию — «один человек, один голос» — но и работу, и дома для всей страны. Мой отец воспринимал их слова слишком буквально. Он не понимал, что речь идет о долговременных целях, которых надо достигать годами — поколениями! — тяжкого труда. Он думал, что если мы покинем наш племенной очаг и переберемся в город, там нас уже будут ждать новенький дом и денежная работа. Мой отец был простым человеком, поденщиком. Я не могу винить его за отсутствие образования, за мечту о лучшей доле для семьи… Итак, мы осели в Кайелитша, одном из четырех пригородов Кейптауна. Это была жизнь в изнуряющей, безнадежной, унизительной бедности. Это было мое детство.
В ночь, когда все произошло, я шел домой с автобусной остановки. Пять утра, я только что закончил свою смену официанта в «Т. Г. И. Фрайдиз» у причала Виктории. Ночь выдалась хорошая. Мне давали большие чаевые, а от новостей о Кубке Трех Наций каждый южноафриканец чувствовал себя на голову выше. «Спрингбокс» разгромили «Олл Блэкс»… в очередной раз!